В 2023 году, который распоряжением Президента Азербайджана объявлен «годом Гейдара Алиева», мы продолжаем публикацию уникальных бесед Народного писателя Азербайджана Эльмиры Ахундовой с родными и близкими, соратниками, сослуживцами общенационального лидера.
На протяжении 15 лет, пока шла работа над
многотомником «Гейдар Алиев. Личность и эпоха», Эльмира ханум
общалась с огромным кругом людей. Сегодня в ее архиве – около 150
интервью и бесед, которые представляют исключительную ценность для
нашей истории. Особенно если учесть тот печальный факт, что
большинства этих людей уже нет в живых. И их бесценные воспоминания
о Гейдаре Алиеве сохранились только на бумаге.
Публикация материалов, любезно предоставленных нам народным
писателем, будет продолжаться весь 2023 год.
Джамал Джамалов - с 1983 по 1987 год - секретарь первого заместителя председателя Совета министров СССР, в 90-е годы ХХ века – начале 2-х тысячных - председатель Совета директоров ЗАО “Люкс”.
Эльмира Ахундова. – Когда и при каких обстоятельствах состоялось ваше личное знакомство с Гейдаром Алиевым?
Джамал Джамалов. – С августа 1982 года я начал работать в постпредстве Азербайджана. Гейдара Алиева я в первый раз увидел, когда он в ноябре 1982 года приехал на похороны Леонида Ильича Брежнева. После смерти Брежнева Гейдар Алиев был назначен членом Политбюро. Тогда мы с ним и познакомились лично. Это было, когда уже в ранге первого заместителя председателя Совета министров СССР он вызвал к себе всех работников постпредства. У Гейдара Алиева в постпредстве Азербайджана был большой рабочий кабинет. Будучи первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана, Гейдар Алиевич работал там, когда приезжал в Москву – знакомился с бумагами, принимал посетителей...
А в тот раз – это было 26 или 27 ноября 1982 года, он собрал работников постпредства, давал нам напутствия, говорил, что теперь мы будем вместе работать. Я помню, он тогда сказал:
- Партия и правительство оказали мне большое доверие, назначив меня, азербайджанца, на такой высокий пост. Я стал членом Политбюро, в истории азербайджанского народа первый раз азербайджанец назначается на такой высокий пост. Я буду стараться делать все возможное, чтобы во всем мире, и в том числе в Москве, принимали мою работу и гордились ею. Я сделаю все возможное, чтобы и в России лучше узнали Азербайджан.
Это было его напутствием всем нам. После этого Гейдар Алиевич уехал в Баку. Если не ошибаюсь, он приступил к работе 6 или 7 декабря 1982 года. С ним в Москву приехали Рафаэль Аллахвердиев, бывший до этого инструктором или заместителем заведующего орготделом ЦК Компартии Азербайджана, Александр Иванов, начальник охраны Гейдара Алиевича, и его комендант Камаев Юрий Петрович. Рафаэль Аллахвердиев был человеком, близким к Гейдару Алиевичу. Может, решался вопрос какой-то должности для него в аппарате Совета министров СССР. Может быть, Гейдар Алиевич рассчитывал, что тот будет у него работать заведующим канцелярией. Но что-то не сложилось...
Примерно 20 декабря1982 года Рафаель Ханалиевич подходит ко мне и просит задержаться.
- А что случилось? – спросил я.
- Есть мнение рекомендовать тебя на должность секретаря Гейдара Алиевича.
Он сказал, что обсуждались все кандидатуры работников постпредства, и Гейдар Алиевич остановил свой выбор на мне. Для меня это явилось большой неожиданностью. Мне было 30 лет, и я только начал работать в постпредстве Совета министров Азербайджана. В первый раз я встретился и разговаривал с Гейдаром Алиевичем 22 декабря 1982 года.
Э.А. – Какое впечатление он произвел на вас?
Дж.Дж. – Во-первых, это был очень красивый, элегантно одетый мужчина. Костюм на нем сидел как влитой. Рубашка, галстук, костюм – все на нем сидело так, будто сшито специально на него. Его прическа, глаза, даже родинки на лице – все как будто украшало его. Мне трудно было бы с кем-то сравнить его. Первое впечатление было очень сильным.
Впоследствии я видел в Кремле много известных людей: руководителей республик, министров, членов Политбюро. Но, поверьте, я не знал ни одного человека, на котором бы так же красиво и ладно сидел костюм и был так же изысканно завязан галстук, как у Гейдара Алиевича. Он всегда был сама элегантность, и она разительно контрастировала с мешковато-провинциальным обликом многих других руководителей союзного масштаба…
Гейдар Алиевич принял меня вечером, часов в десять - начале одиннадцатого. У него был большой кабинет в Кремле. Комната №58. Сначала шла приемная, потом сам кабинет. Он сидел за большим столом, в кабинете был и Рафаэль Аллахвердиев. Не знаю, кто как, но я в первые две минуты потерял дар речи. Пару раз я от волнения вместо «Гейдар Алиевич» называл его «Энвер Джалалович» (постпред Совета министров Азербайджана в Москве – Э.А.).
Гейдар Алиевич задал несколько вопросов про семью, про меня самого, расспросил: где работал, как работал, как оказался в постпредстве? Я ему все подробно рассказал. Потом он говорит:
- Я знаю, что на мое имя из Азербайджана будет приходить очень много писем. Сюда будут приезжать руководители Азербайджана. Поэтому я хотел бы, чтобы у меня в приемной работал азербайджанец.
Я ответил, что для меня это неожиданно и большая честь, я не знаю, достоин ли я этой чести.
- Несколько месяцев ты будешь проходить испытательный срок, - сказал он.
До 17 февраля я получал зарплату в постпредстве как их сотрудник. А 17 февраля 1983 года был официально назначен секретарем первого заместителя председателя Совета министров СССР Алиева Гейдара Алиевича.
Э.А. – Как он обустроился в Кремле? Каким был ваш рабочий распорядок?
Дж.Дж. – Гейдар Алиевич был очень строгим человеком. Обычно я приходил на работу к восьми часам. К этому времени уборщица, которая здесь работала, уже уходила. В половине девятого – девять приезжал Гейдар Алиевич. За большим кабинетом была еще небольшая комната для приема пищи, из нее в коридор вела отдельная дверь. Там стоял небольшой столик. В этой комнате он завтракал. В те времена в таких комнатах членов Политбюро стоял цветной телевизор «Электрон - 714». Никаких импортных телевизоров, магнитофонов – ничего больше не было. Иногда он смотрел телевизор вечером за ужином, если ужинать приходилось поздно. Помню, этот телевизор очень плохо показывал. Я уж не знаю, как они провели антенну, что в кабинетах Кремля телевизоры показывали плохо. В приемной Гейдара Алиева телевизор и то показывал гораздо лучше.
Была еще комната отдыха. Там стояли кушетка, рабочий стол с телефоном. А за ней туалетная комната.
Отделка этих комнат сохранилась еще со времен Молотова, который когда-то занимал этот кабинет.
Все это здание называлось «Шестой корпус». В Шестом корпусе располагался весь Совет министров.
При входе в Кремль первым стоит здание Верховного Совета, а за ним – Шестой корпус, где фактически размещался весь Совмин, то есть руководство и секретариат, председатель, помощники и т.д. На одном с нами этаже находился и кабинет №1 председателя Совмина СССР. А многие отделы Совмина СССР располагались в проезде Владимирова.
Когда Гейдар Алиевич начал работать, председателю Совета министров СССР Тихонову было уже 78 лет. У них с Гейдаром Алиевичем были очень добрые отношения. Такие же хорошие отношения были у Гейдара Алиевича и с Юрием Андроповым. Если бы Андропов не скончался в 1984 году, то вполне могло быть, что вторым лицом в государстве стал бы Гейдар Алиевич.
Я хвалю его не потому, что он был азербайджанцем. Это был человек всесторонне развитый – прекрасный оратор, глубокие знания, ум, умение работать, требовательность – давно не было такого зампреда, в котором соединились бы все эти качества.
У Гейдара Алиевича был заведующий секретариатом Гриднев Валерий Аркадьевич. К сожалению, он уже скончался. Когда Валерий Аркадьевич уходил в отпуск или болел, всю работу вел его заместитель Ухов Владимир Сергеевич. Это очень хороший, порядочный человек. Бывший капитан дальнего плавания. Во время плаваний он много общался с азербайджанцами, которые любили море. Ухов работал с Гейдаром Алиевичем при расследовании причин и ликвидации последствий катастроф в Ульяновске (июнь 1984) и Новороссийске (август 1986). Ухов в секретариате курировал морской транспорт.
Из этих командировок Гейдар Алиевич возвращался очень утомленным, больше всего от того, что видел огромное человеческое горе. В Ульяновске корабль столкнулся с мостом. Многие люди погибли. А в Новороссийске столкнулись два теплохода, там жертв было еще больше.
Кроме них, у Гейдара Алиевича был помощник - Перминов Александр Степанович, бывший заместитель министра путей сообщения. Он у Гейдара Алиевича курировал вопросы транспорта.
Помощником по вопросам идеологии у него первое время был Солодухин Юрий Николаевич. Года через два его забрали в ЦК, и вместо него пришел Гаврилов Александр Тимофеевич.
Помощником по легкой промышленности был Прохоренко Эдуард Григорьевич. В свое время он руководил Камышинским текстильным комбинатом, потом стал начальником отдела в Минлегпроме СССР, работал старшим референтом отдела легкой промышленности в аппарате Совмина СССР, а затем стал помощником Гейдара Алиевича.
Вот такова была наша команда.
Регламент своей работы один раз в неделю, по понедельникам, Гейдар Алиев согласовывал с заведующим своей канцелярии Гридневым. Они составляли четкий график работы на неделю: какие предстоят поездки, кого и когда надо встречать, кого – провожать. Иногда они делали это поздно вечером в пятницу.
Заведующий секретариатом всегда приходил минут на тридцать раньше Гейдара Алиевича и до его прихода приносил в кабинет все необходимые бумаги. В том числе и, прежде всего, график работы на неделю. Этот же график передавался ребятам из его охраны, чтобы они тоже знали, куда предстоит ехать, ведь и они должны были подготовиться.
По четвергам часов в одиннадцать обычно проходило заседание Политбюро, и тут уже трудно было сказать, когда оно закончится.
Остальные дни он до обеда спокойно работал, если не планировалось никаких комиссий, или председатель Совмина СССР не проводил заседаний.
В половине второго – в два он обедал, обычно в той же комнате для приема пищи. Все члены Политбюро обедали на своих рабочих местах. В Кремле была специальная комната, где обедали прикрепленные к Гейдару Алиевичу сотрудники 9-го управления КГБ... У Гейдара Алиевича были две официантки – Татьяна Петухова и Раиса Кузнецова. Всю пищу – начиная с хлеба, сыра, молока и вплоть до сока они получали в опломбированных емкостях из спецбуфета КГБ СССР, разогревали ему и, когда Гейдар Алиевич просил (специальная кнопка), накрывали на стол, а когда он заканчивал обедать, убирали.
Э.А. – Они заказывали блюда или подавали ему, что им принесут?
Дж.Дж. – Я думаю, что они показывали Гейдару Алиевичу какое-то меню, он делал отметки, что из этого он хочет. Он был не привередлив в еде, ел мало. Вот с ужином у него были проблемы. Потому что ужинать он должен был в семь – половине восьмого. Но это не всегда получалось. Иногда приезжали руководители союзных республик, первое время очень часто приезжали руководители Азербайджана. Он их мог принимать после шести – семи часов, потому что до этого времени работал. Гейдар Алиевич курировал транспорт, связь, науку, здравоохранение, легкую промышленность, культуру, Главлит, вопросы печати, торговлю. Начальники отделов Совмина СССР заканчивали работу после семи часов. Поэтому посторонним посетителям обычно назначалось время после окончания рабочего дня. Он с ними беседовал и очень часто задерживался с ужином. Иногда он ужинал в девятом, десятом часу. Когда же приезжали первые лица Азербайджана, конечно, он уходил очень поздно. Он себя не жалел. Я считал себя молодым, но даже мне сидеть там с утра до вечера было тяжело. В то время в кабинетах Кремля еще не было кондиционеров, вентиляционное оборудование было старое. И коммунальные службы старались поддерживать температуру в кабинетах на уровне 22-24 градусов.
Э.А.– То есть даже вам было тяжело выдерживать такой режим работы?
Дж.Дж. – Да, безусловно. Иногда он задерживался до одиннадцати – половины двенадцатого. Пока Гейдар Алиевич не уйдет, пока он не доедет до дачи, пока сотрудники охраны мне не позвонят, что они приехали, я не мог уйти. Только после звонка я уходил, еще раз внимательно проверив, не осталось ли на столе каких-то лишних бумаг, закрывал в комнатах окна – в жизни ведь всякое бывает – проверял всё ли на своих местах. Потом опломбировал двери в его кабинете и уходил, домой приезжал где-то в час ночи.
Гейдар Алиевич был, конечно, великим человеком. Вот, я разговариваю с вами и чувствую, как подступают слезы. Однажды он вызвал меня и начал отчитывать:
- Почему у тебя пиджак не застегнут? Почему под галстуком рубашка не застегнута? Ты видел, чтобы у меня была расстегнута пуговица под галстуком? Ты работаешь у меня, бери с меня пример.
Гейдар Алиевич всегда был тщательно одет, одежда выглажена, идеально чистая. У него все было идеально. Он снимал в кабинете пиджак только летом, когда было жарко, а зимой иногда надевал пуловер, который всегда висел в шкафу в комнате отдыха. Обычно же он работал в пиджаке, галстуке.
Э.А. – Чему он больше всего уделял внимание? Николай Байбаков рассказывал, что у них много времени ушло на БАМ, Гейдар Алиевич выезжал туда на строительство.
Дж.Дж. – У них с Николаем Константиновичем Байбаковым были очень хорошие отношения. У Гейдара Алиевича были хорошие отношения с министром финансов СССР Василием Федоровичем Гарбузовым, да и со всеми зампредами Совмина СССР.
Гейдар Алиевич курировал строительство БАМа, так как вопросы топливно-энергетического комплекса были в то время важнейшей из проблем. Гейдар Алиевич в 1984 году был на БАМ-е. До завершения строительства оставался только один Северомуйский тоннель. Фактически с уходом Гейдара Алиевича все начало разваливаться. Этот последний тоннель с трудом достроили только через пятнадцать лет.
Даже больной Черненко уделял строительству БАМа больше внимания, чем Горбачев.
Э.А. – Как к нему относились члены Политбюро? Что вы можете сказать об их взаимоотношениях?
Дж.Дж. – Члены Политбюро друг к другу просто так не заходили. Те, кто работал в Москве, могли заглянуть на пару минут перед Политбюро. Гейдар Алиевич мог, например, пойти к Рыжкову, потому что тот был его прямым начальником. А так члены Политбюро встречались на заседаниях или на каких-то мероприятиях. Я за всю историю его работы в Москве помню один только раз, как приехал Андрей Андреевич Громыко. Он был тогда министром иностранных дел и одновременно зампредом Совмина СССР. У него был кабинет на третьем этаже. И он зашел к Гейдару Алиевичу по какому-то вопросу.
Э.А. – Гейдар Алиевич тоже рассказывал мне, что за время работы в Москве он так и не сблизился с членами Политбюро. Никаких внеслужебных отношений не было.
Дж.Дж. – Исключение составляли те члены Политбюро, которые работали в это время в республиках, да и то не все. Например, Динмухамед Ахметович Кунаев. Щербицкий приезжал один раз. А вот Шеварднадзе, который вошел в состав Политбюро позже, став после кончины Громыко министром иностранных дел, фактически в кабинете Гейдара Алиевича не был. Я его не видел. Зато первый секретарь ЦК Армении Демирчян был у Гейдара Алиевича неоднократно. У них были добрые отношения. Гейдар Алиевич очень поддерживал первого секретаря обкома НКАО Бориса Геворкова и помогал ему во всех вопросах. Гейдар Алиевич сделал для НКАО очень много, и Геворков не стеснялся заходить к Гейдару Алиевичу, когда приезжал в Москву
Гейдар Алиев был выдающимся политиком, он понимал, что Нагорный Карабах – это часть Азербайджана, и делал все для его процветания. Работая в Москве, он не упускал возможности лишний час побеседовать с Кямраном Багировым, с Гасаном Сеидовым, Гурбаном Халиловым, когда те приезжали в Москву. Это было обязательно. Он всегда старался найти для них время, встретиться и с секретарями ЦК КП Азербайджана, которые приезжали в Москву – с Исой Мамедовым, курировавшим сельское хозяйство, с Рамизом Мехтиевым.
Э.А. – Расскажите мне, пожалуйста, о стиле его общения с подчиненными. Мог ли он наказать, если какое-то его поручение не исполнено вовремя? Был ли он строго официален или мог с вами, например, пошутить?
Дж.Дж. – Я не помню, чтобы он кому-то объявлял выговор. На работе у него со всеми была чисто деловая манера общения. Все неформальные разговоры у нас велись позже, когда Гейдар Алиевич уже работал консультантом Рыжкова. Я был у него два раза в ту пору, и еще когда он болел, пару раз ходил к нему в больницу. А так - отношения были чисто официальные.
Э.А. – А с вышестоящими? Мог ли выступать, спорить, дискутировать, отстаивать свою точку зрения?
Дж.Дж. - Гейдар Алиевич был такой личностью, что он всегда мог отстоять свою позицию. Я думаю, что на Политбюро у него могли возникать разногласия только с Михаилом Горбачевым. Трения между ними начались не сразу. Первоначально отношения были корректные...
Э.А. – А с Николаем Рыжковым? У них никогда не возникало разногласий?
Дж.Дж. – Мне кажется, что отношения у них были нормальные. Сравнивая выступления на Политбюро Рыжкова и Гейдара Алиевича, можно было увидеть разницу между ними. Работая над своими выступлениями, Гейдар Алиевич вкладывал в них всю душу, у него все было четко, аргументировано, он умел довести до людей смысл того, что хочет сказать. Это не каждому дано. У него был ораторский талант. Рыжков же был хорошим инженером, хозяйственником, однако ораторским искусством не обладал, не мог донести до слушателей свои мысли. В этом Гейдар Алиевич был выше всех. У него среди народа, среди руководителей среднего звена был имидж яркого, сильного профессионала высокого класса, при этом и внешне очень привлекательного. Люди, готовясь к встрече с Гейдаром Алиевичем, знали, что надо быть готовыми на 120 процентов ответить на все вопросы. Потому что, если окажется, что ты не готов ответить на какой-то вопрос, то лучше не ходить. Он был очень требовательным - как к себе, так и ко всем своим подчиненным.
Э.А. – Вы продолжали работать в Совмине и после отставки Гейдара Алиева? Какими вам запомнились эти дни?
Дж.Дж. – 21 октября 1987 года на пленуме ЦК его вывели из состава Политбюро и освободили от должности первого зампреда Совмина СССР. До 23 ноября он ходил на работу, сдавал дела. В последний раз в 58-м кабинете Кремля Гейдар Алиевич был 23 ноября 1987 года. Я в этот день работал. Он сказал мне:
- Мне предложили работать консультантом председателя Совета министров СССР.
Если я не ошибаюсь, с января 1988 года он начал работать консультантом. Но уже не в этом здании, а в проезде Владимирова, 7. Это напротив гостиницы «Россия». У Гейдара Алиевича там был отдельный кабинет на четвертом этаже. У него был свой секретарь. 23 ноября 1987 года, когда он уходил, я спросил:
- Гейдар Алиевич, а что делать мне?
Он ответил:
- Оставайся, работай, все будет нормально.
С ноября по январь зампреда не назначали. Я выхожу на работу, получаю зарплату, а работы нет. Если не ошибаюсь, 13 или 14 февраля 1988 года решением Политбюро зампредом Совета министров СССР был назначен Николай Владимирович Талызин.
На следующий день мне сказали:
- Товарищ Джамалов, у нас к вашей работе претензий нет, но у товарища Талызина на это место есть другие кандидатуры. Поэтому мы просим вас вернуться туда, откуда вы пришли.
И меня направили обратно на работу старшим референтом постпредства. Я вернулся в тот же самый кабинет, где работал до декабря 1982 года.
Конечно, я был очень подавлен.
… В 1987 году, с 11 мая до 2 сентября, Гейдар Алиевич находился в больнице. Когда он вышел на работу, по указанию Горбачева была создана комиссия под руководством Чазова по вопросу состояния здоровья Гейдара Алиева, хотя он был в то время здоровее многих членов Политбюро.
Э.А. – А что произошло в тот день, когда у него случился инфаркт? Это же было прямо на работе, и вы были рядом?
Дж.Дж. – 10 мая 1987 года у Гейдара Алиевича был день рождения. 11 мая к 9 часам он был на работе. Был нормальный рабочий день. Он позавтракал и вызвал заведующего секретариатом Гриднева. Вскоре тот вышел из кабинета:
- Где у нас врач? Гейдару Алиевичу плохо.
Мы нашли врача. В Кремле есть медпункт, к тому же в это время у Рыжкова проходило какое-то заседание, и там тоже были врачи. Они пришли, потом явился его личный врач. Они вызвали «Скорую».
Э.А. – Вы видели его?
Дж.Дж. – В таких ситуациях посторонних не впускают. Там, кроме врачей, был только Гриднев. Нам заходить в таких случаях в кабинет запрещено. Его лечащим врачом был сотрудник 4-го управления Минздрава - доктор Бородкин Александр Алексеевич. Он тоже был в это время в кабинете.
Когда я смотрел по телевизору последнее выступление Гейдара Алиевича перед курсантами военного училища, в тот день, когда у него случился сердечный приступ, я подумал, что не каждому дано так держаться. Президент Турции Демирель, приехав в Баку, говорил: «Врачи не должны были позволить ему возвращаться на сцену, чтобы закончить выступление». Но ведь надо знать Гейдара Алиевича.
А тогда, в мае 1987 года, у него отказали задние клапана сердца, но он сказал:
- Я не позволю, чтобы меня из Кремля выносили на носилках.
Он встал, надел костюм и самостоятельно спустился к карете «Скорой помощи».
Точно такая же история произошла во время его последнего выступления. Этим он себе очень навредил.
Он вышел из больницы очень похудевшим. После 6-7 часов работы чувствовалось, что ему трудно находиться в кабинете. Он начинал задыхаться, ведь воздух не кондиционировался. А сентябрь 1987 года был жарким, ему после обеда было очень тяжело. Иногда после 16 часов дня он отпрашивался у Рыжкова и уезжал домой.
Как только он уезжал, звонили – Рыжков, Горбачев, Лигачев… другие – обо всех этих звонках я должен был доложить Гейдару Алиевичу.
Э.А. – Это были специальные звонки?
Дж.Дж. – Уходя, он переключал все свои телефоны на меня. Это были правительственные телефоны, начиная от Генерального секретаря ЦК КПСС. Ну, представьте, звонит Горбачев, а снимаю трубку я.
Но я всегда снимал трубку, например, когда Гейдар Алиевич проводит какое-то большое совещание, а звонит генсек, я шел и докладывал ему: «Звонит такой-то». Это была моя обязанность, потому что они рангом выше Гейдара Алиевича.
И вот даже работники секретариата удивлялись: «Что они, нарочно делают это?» Эти звонки были как дополнительные удары по больному месту. Во всем этом была какая-то нехорошая игра.
- Гейдар Алиевич на месте?
- Нет, - отвечаем, - он уехал.
- Будет?
- Нет, его сегодня не будет.
Как будто председатель Совмина СССР не знал, что Гейдар Алиевич уехал. Я не верю Рыжкову. Они же сами предлагали ему написать заявление с просьбой работать по сокращенному, шестичасовому, рабочему графику. Когда он лежал в больнице, кто-то посоветовал ему написать письмо в Политбюро: «Прошу по состоянию здоровья позволить мне работать по щадящему режиму».
Мне кажется, он такую бумагу написал. Потом он узнал, что многие члены Политбюро с неодобрением отнеслись к этой его просьбе. Они только на словах говорили, что это надо сделать, а письменно не одобрили.
Э.А. – Он мне рассказывал, что нечто подобное произошло и с Алексеем Николаевичем Косыгиным. Тот был тяжело болен, а они, не дождавшись его смерти, поспешили снять его с должности. Гейдар Алиевич говорил, что его поразило это бесчеловечное отношение членов Политбюро. И точно так же бесчеловечно обошлись впоследствии с ним.
Дж.Дж. – Один из фельдъегерей, которые возили почту членов Политбюро на визирование, сказал:
- Гейдар Алиевич, что вы сделали? Зачем это надо было? Эту бумагу используют против вас.
Но болезнь была только предлогом. Он вполне мог выздороветь через пару месяцев. Но именно этого они и боялись. Пока он был членом Политбюро, Горбачеву не удалось бы так быстро развалить страну.
Я не хочу плохо говорить о Шеварднадзе, но политик такого масштаба, как Гейдар Алиев рождается раз в столетие. Разве можно сравнивать приход Шеварднадзе в Грузии и приход Алиева в Азербайджан? Какую Грузию оставил после себя Шеварднадзе, и какой Азербайджан остался после Алиева! Это несравнимо.
Может быть, Горбачева беспокоило, что Гейдар Алиевич сильнее его и как политик, и как государственный деятель, и как хозяйственный руководитель.
Вообще, до прихода Гейдара Алиева аппарат Совмина СССР по субботам не работал. А Гейдар Алиевич работал. И это вызывало недовольство со стороны большинства начальников отделов Совмина СССР. Зимой многие их них любили ходить на лыжах, ездить на рыбалку, а летом по пятницам ровно в 18 часов все работники Совмина СССР исчезали.
А он работает, себя не жалея. Он принес с собой стиль, в котором работал в ЦК Компартии Азербайджана. И требовал, чтобы остальные этому стилю соответствовали. А им это не нравилось. Вот этого фактора тоже нельзя не учитывать.
… Утрата Зарифы ханым, огромная отдача на работе, работа с 9 утра до 10-11 часов вечера, две очень тяжелые и неприятные командировки в Ульяновск и Новороссийск. В обеих поездках Гейдара Алиевича сопровождал его первый лечащий врач, покойный Кумачев Лев Алексеевич. Так после Новороссийска 44-летний Кумачев сам слег с инфарктом в больницу. Даже врач не выдержал этого напряжения, огромного горя, с которым пришлось столкнуться. Он говорил: страшно было видеть эти растерзанные тела и человеческое горе.
Гейдар Алиевич был в обоих случаях руководителем комиссии по расследованию причин аварии.
Э. А. – Да, мне говорили, что Гейдар Алиев заставлял среднее звено в Совмине СССР работать так, как они до него не работали. Они любили работать с ленцой, а он не давал им расслабиться.
Дж. Дж. – Особенно начальники отделов Совмина СССР. Они не любили приходить по субботам на совещания и решать какие-то вопросы. А вопросы всегда были – например, транспортный – это извечный вопрос в России, и его поручено было курировать Гейдару Алиевичу. Может быть, эти начальники жаловались на него. Это недовольство у них накапливалось, мол, приехал из провинции, не дает покоя, заставляет работать. Раньше они спокойно уходили по домам в шесть вечера, а теперь приходилось сидеть до девяти вечера, по субботам выходить на работу. Они не воспринимали этого. И это тоже могло спровоцировать его отставку.
Э.А. – С каким настроем он вернулся на работу после болезни?
Дж.Дж. – Он пришел с желанием работать. У него не было мыслей об отставке. Однако после обеда у него как будто менялся цвет лица. Да, в кремлевских кабинетах были высокие потолки, стены, обшитые карельской березой, хорошее освещение. Но воздух, на мой взгляд, необходимо было кондиционировать, вентиляция работало плохо.
Гейдар Алиевич старался работать, выполнять поставленные перед ним задачи, но ему не дали такой возможности. Он вышел на работу в сентябре, а в октябре уже состоялся пленум ЦК. Потому что они отлично понимали, что он практически восстановился. В октябре он уже был совсем иным человеком. Гейдару Алиевичу было трудно первые 10-15 дней. А в конце сентября - начале октября он уже работал в полную силу. Больше всего многих поразило, как он быстро вошел в ритм, занялся делом. Никто этого не ожидал. Все они, и в том числе Чазов, думали, что он не выдержит. Я не могу с уважением относиться к Чазову, который в то время был начальником 4-го управления. Возглавляя комиссию, которая уговаривала Гейдара Алиевича уйти в отставку, он явно выполнял поручение Горбачева, однако Гейдар Алиевич проявил твердость. Тогда его уговорили по-другому: предложили написать просьбу об укороченном рабочем дне. И он это написал. Как мне кажется, этого делать не надо было.
Э.А. – Да, он переживал отставку. Переживал, что мог бы еще многое сделать, он чувствовал в себе силы - только вернулся, только начал работать. Ему было обидно, что столько планов осталось нереализованными.
Дж.Дж. – Я уверен, что будь Гейдар Алиевич председателем Совмина СССР, Советский Союз не развалился бы. Даже русские, с которыми мы работали, говорили мне: «Азербайджану повезло, что у вас президентом стал Гейдар Алиев». Был бы он в России вместо Ельцина, в России все повернулось бы иначе.
Э. А. – Что вам еще вспоминается об этом тяжелом для Гейдара Алиевича времени?
Дж.Дж. - К примеру, было дано указание каким-нибудь образом замешать имя Гейдара Алиева в расследовании «узбекского дела» Гдляном и Ивановым, в истории Шарафа Рашидова.
В 1990 году, когда я уже второй год работал в «ЗАО Люкс», звонит мне помощник Генерального прокурора СССР:
- Мы хотим с вами побеседовать.
- О чем? – спрашиваю я.
- Вы работали у Алиева?
- Работал.
- Ну вот об этом и поговорим. Но желательно, чтобы вы ничего Гейдару Алиеву не говорили.
Потом они меня вызвали еще раз. Все пытались как-то связать Гейдара Алиева и Шарафа Рашидова. Они делали все возможное, чтобы очернить его. Конечно, у них ничего не получилось…
Э.А. – Что вам дали в деловом и человеческом плане годы работы с Гейдаром Алиевым?
Дж.Дж. – Я благодарен Гейдару Алиевичу. Я научился у него прощать зло. Стараюсь делать людям только добро. Он мне говорил: «Никогда не думай о людях плохо, никому не завидуй».
Он приучил меня к дисциплине. Я уже пятнадцать лет работаю руководителем ЗАО «Люкс», и никто не может сказать, что я опоздал на работу или ушел с работы раньше времени, когда-нибудь, кому-нибудь нахамил. Если кому-то хоть чем-то можно помочь, я это делаю, потому что Гейдар Алиевич делал это всегда.
Э.А. – Расскажите, пожалуйста, об этом. Вы говорили, что после его переезда в Москву из Азербайджана стали поступать письма с просьбами.
Дж.Дж. – В среднем за месяц из Азербайджана поступало около трехсот писем. Писали обо всем. Женщину обманули, оскорбили, кто-то невинно попал в тюрьму – писали обо всем, просили обо всем: пенсионеры просили помочь купить на льготных условиях «Запорожец». Писали родители сына, который на службе в Архангельске подрался и угодил в тюрьму, жаловались на соседа, который украл корову, просили помочь купить кларнет. И он старался всем помочь.
Я читал все эти письма, писал краткую аннотацию – имя, фамилию, адрес просителя, суть просьбы. Все письма проходили через Гейдара Алиевича. Он с большим вниманием относился к письмам именно из Азербайджана.
В Совмине СССР был отдел писем. Письма из других регионов, написанные на русском языке, рассматривал референт этого отдела. А азербайджанские письма приходили на обработку ко мне.
Это было указанием Гейдара Алиева.
Потом письма с его резолюцией возвращались в Баку, там вопрос решался. Когда он летом приезжал в Баку, азербайджанское руководство отчитывалось перед ним о том, что сделано по этим письмам.
В 1983 году 11 декабря у меня в аварии погиб брат. Стоял сильный мороз, дороги заледенели, машины не могли двигаться. Из-за этого и авария случилась – машина брата врезалась в КамАЗ. Не было машины скорой помощи привезти тело со Ступинского района, где произошла авария. И потом надо было доставить тело брата в аэропорт. Гейдар Алиевич дал Гридневу указание помочь мне, и мне помогли решить все проблемы. Я позвонил в Баку, меня там в аэропорту встретили, дали мне машину, чтобы я мог доехать до Шеки, и машину «Скорой помощи», чтобы перевезти тело покойного.
Я благодарен Гейдару Алиевичу за то, что он помог мне в этом.
В таких вот, казалось бы, мелочах он показывал, что надо быть порядочным во всем, а, помогая, не ждать благодарности. Он говорил мне:
- Никому не делай добра ради благодарности. Делай от души, что можешь. Если придут и попросят у тебя десять рублей, а у тебя всего десять рублей – отдай их.
Я помню все его наставления и стараюсь следовать им. Не каждый родитель сможет дать столько своим детям, сколько я получил от него. Он учил:
- Надо быть спокойней, не кипятиться, иметь выдержку, терпение. Не забывай о том, как поступили со мной, чтобы с тобой не разыграли такого же спектакля. Старайся все делать сам, не полагайся ни на кого, если уверен, что сам можешь это сделать – делай.
Благодаря Гейдару Алиевичу я получил от Совмина квартиру. Обычно даже люди более высокого ранга долго ждут квартиру, а я был всего лишь секретарь.
…Мне кажется, если бы Гейдар Алиевич стал не политиком, а, скажем, писателем, это был бы великий писатель, стань он артистом – это был бы великий артист. В какой бы области он ни работал, он был бы на высоте. Когда он выступал на коллегиях министерств, будь то МПС, Министерство здравоохранения, Минлегпром или Минсвязи - все говорили: «Нашим министрам не дано так выступать». Он так все доходчиво объяснял, доводил свою мысль до сведения каждого. Им, конечно, все восхищались…
Если бы в 1988 году Гейдар Алиевич был у руководства Азербайджаном, никакого конфликта с Арменией не произошло бы. Он бы этого не допустил.