В 2023 году, который распоряжением Президента Азербайджана объявлен «годом Гейдара Алиева», мы продолжаем публикацию уникальных бесед Народного писателя Азербайджана Эльмиры Ахундовой с родными и близкими, соратниками, сослуживцами общенационального лидера.
На протяжении 15 лет, пока шла работа над
многотомником «Гейдар Алиев. Личность и эпоха», Эльмира ханум
общалась с огромным кругом людей. Сегодня в ее архиве – около 150
интервью и бесед, которые представляют исключительную ценность для
нашей истории. Особенно если учесть тот печальный факт, что
большинства этих людей уже нет в живых. И их бесценные воспоминания
о Гейдаре Алиеве сохранились только на бумаге.
Публикация материалов, любезно предоставленных нам народным
писателем, будет продолжаться весь 2023 год.
Trend предлагает вниманию читателей беседу Эльмиры Ахундовой с доктором филологических наук, лауреатом Государственной премии Азербайджана писателем-публицистом Вилаятом Гулиевым.
Эльмира Ахундова – Вилаят, тебе довелось поработать с великим Гейдаром Алиевым в конце 90-х – начале 2000-х тысячных годов в ранге Министра иностранных дел. А когда ты впервые увидел его?
Вилаят Гулиев - Впервые я увидел этого великого человека осенью 1970 года, в дни празднования 50-летия Азербайджанского Государственного университета, студентом первого курса которого я являлся. После торжественного собрания преподаватели и студенты окружили ставшего за очень короткий срок почти легендарным первого секретаря ЦК КП Азербайджана. Получилось так, что я, тогда еще худой, смуглый, курчавый студент, оказался совсем рядом, почти плечом к плечу с Гейдаром Алиевым. А тридцать лет спустя мне действительно посчастливилось работать плечом к плечу с этим выдающимся человеком и государственным деятелем, под его руководством.
И это я считаю лучшим подарком судьбы.
Э.А. - Твои впечатления от первого личного общения с Гейдаром Алиевым. Когда и при каких обстоятельствах это произошло?
В.Г. - Первая моя встреча с Гейдаром Алиевым состоялась 27 сентября 1992 года в Нахчыване. Дату помню точно, потому что это было знаменательным для меня событием. В те напряженные дни, обеспокоенные тяжелым положением в стране и видевшие выход из кризиса в возвращении к политическому руководству в Баку сильного, опытного лидера, отдельные представители интеллигенции, бывшие партийные и государственные деятели, даже рядовые граждане приезжали в Нахчыван на встречу с Гейдаром Алиевым. Не могу бахвалиться задним числом: к сожалению, мой приезд в Нахчыван не был связан со столь ответственной миссией, а носил сугубо личный характер.
В апреле 1992 года я подписал контракт с университетом Ататюрка в городе Эрзрум. Мне предстояло в течение года читать в университете лекции по азербайджанскому языку и литературе, а также по литературам других тюркских народов. Занятия в университете начинались 1 октября. Я решил поехать в Эрзрум через Нахчыван. «Мост надежды», связывающий блокадный Нахчыван с Турцией, по инициативе Гейдара Алиева к тому времени был уже построен, состоялось его открытие с участием президента Турецкой Республики Сулеймана Демиреля. Это была самая краткая и сравнительно дешевая дорога, связывающая Нахчыван с Эрзрумом, расположенным примерно в 400 километрах от столицы автономной республики. Из-за дешевизны и краткости я и решил воспользоваться этой дорогой.
За проезд по «Мосту надежды» через контрольно-пропускной пункт надо было заплатить около трех тысяч русских рублей: немалая сумма, учитывая тогдашний период безденежья и повальной безработицы. Лишь люди, отправляющиеся в командировку, освобождались от этой платы. У меня имелось соответствующее письмо из Академии наук. Но требовалось согласовать этот вопрос с руководством Нахчывана.
В аэропорту меня встретил мой друг аспирантских лет, ныне Президент НАНА, академик Иса Габиббейли, и мы вместе с ним отправились в Совет министров. Однако там нам сказали, что премьер-министр Шамседдин Ханбабаев в настоящее время находится с визитом в Иране. А его заместители отказались завизировать письмо, ссылаясь на отсутствие полномочий.
Видя такое положение дел, Иса сказал: «Давай пойдем в Верховный Меджлис к Гейдару Алиеву». Зная, насколько интересна и примечательна может быть встреча с Гейдаром Алиевым, я, тем не менее, стал отказываться: «Что ты говоришь, отвлекать такого большого человека по столь незначительному вопросу неудобно». Но Иса, лучше меня знавший Гейдара Алиева и состоявший с ним в частых контактах, настаивал.
… Через три-четыре минуты после того, как помощник доложил о нашем приходе, нас пригласили в кабинет. Гейдар Алиев стоял за письменным столом. Мы поздоровались, он пожал нам руки, предложил сесть. С первых же минут я почувствовал, что попал под таинственное обаяние этой личности.
Даже люди, всего несколько минут общавшиеся с Гейдаром Алиевым, могут подтвердить, что при встречах с ним сразу же возникала необыкновенная аура доверия. Благодаря этой ауре, этому доброму настрою, оказавшись перед великим политиком, ты забывал о том, что всего несколько лет назад этот человек находился в руководстве огромного государства, и разговаривал с ним без стеснения, без комплексов, словно со старым и хорошим знакомым.
Я полагал, что наша встреча продлится всего несколько минут - Гейдар Алиев выслушает нас и примет нужное решение. Однако мы просидели в кабинете председателя Верховного Меджлиса Нахчывана больше двух часов. И не почувствовали, как пролетело это время.
Гейдар Алиев, хотя и жил в то время в Нахчыване, был в курсе событий, происходивших в Баку, да и во всем Азербайджане. Тем не менее, он интересовался и нашим мнением по многим вопросам. К своему удивлению, я узнал, что он хорошо знаком со мной, точнее, с моим пером. Если бы мы долго просидели в приемной, то я мог бы подумать, что он только сейчас получил эту информацию. Но ведь Председатель Меджлиса принял нас всего через несколько минут после нашего прихода.
На этой встрече Гейдар Алиев говорил о столь высоких материях, например, о важной работе, которую он проводил в Азербайджане и в Москве, о необходимости сплоченной борьбы против армянской агрессии, о каждодневных трудностях, с которыми ему приходилось сталкиваться, что мне стало неудобно перед ним за меркантильность и мелочность причины, приведшей меня к нему. Поэтому я попытался как-то сказать об этом Исе. Однако сделать это под внимательными взглядами Гейдара Алиева было невозможно. Тут ему позвонили. Кажется, докладывали о ситуации на приграничной с Арменией территории. Он внимательно слушал, временами задавал уточняющие вопросы, что-то записывал в блокнот, который лежал перед ним. Воспользовавшись этим, я толкнул под столом ногу Исы и прошептал: «Ничего не говори ему о нашем вопросе».
Однако это не ускользнуло от внимания Гейдара Алиева. Закончив говорить по телефону, он повернулся к нам и с мягкой улыбкой спросил:
- О чем это вы там шептались? Наверное, у вас есть какое-то дело ко мне. Не стесняйтесь, говорите!
После этих слов мы, даже если бы и хотели, не смогли бы промолчать. Иса коротко объяснил, в чем дело. Гейдар Алиев вызвал кого-то и дал соответствующее указание.
В ту ночь в квартире Исы, что находилась в университетском городке, при свете свечи мы до полуночи говорили об этой замечательной встрече, о феномене Гейдара Алиева в современной истории Азербайджана, о его роли в жизни каждого из нас. Приехав в Эрзрум, я тут же описал свои впечатления о неожиданной встрече в небольшой статье и отправил в газету «Айдынлыг». Однако в то сумасшедшее время мой материал так и не был опубликован.
Вы спрашивали о моем первом общении с Гейдаром Алиевым. Я хочу выйти за рамки вопроса и рассказать также о второй встрече.
В январе 1994 года Гейдар Алиев, уже в ранге Президента Азербайджанской Республики, готовился к первому официальному визиту в Турцию. В тот период ряд деятелей НФА, «заморозившие» свою деятельность в Баку, проявляли завидную активность в Турции. Под их влиянием определенные круги соседней страны, в частности журналисты, некоторые депутаты ВНСТ видели в Гейдаре Алиеве не гаранта независимости страны, не патриота своей родины, а скорее «члена Политбюро», «генерала КГБ», одним словом, «человека Москвы».
Для того чтобы устранить это ошибочное мнение у турецкой общественности, было решено накануне визита направить в Анкару и Стамбул группу представителей интеллигенции. По счастливой случайности я тоже был включен в состав этой неофициальной делегации. За день до отъезда нас принял покойный Президент. Перед тем как начать беседу, он спрашивал имена каждого и записывал в свой блокнот. Когда очередь дошла до меня, он кивнул:
- Я знаю вас, - сказал президент. – Мне нравится ваша общественная активность. Если не ошибаюсь, вы и в Нахчыване приходили ко мне.
- Да, господин президент, - ответил я, – 27 сентября 1992 года вместе с Исой Габибовым мы были приняты вами. Этот день я запомнил навсегда.
- Не Габибов, а Габиббейли, - поправил меня президент. Потом, чуть задумавшись, добавил: - Вы тогда, кажется, преподавали в Эрзрумском университете?
- Именно так, господин президент. Примерно полтора года я работал в Эрзруме. Помимо чтения лекций, по предложению популярного анкарского издательства «Отукен» я подготовил два тома из готовившегося в серии «Тюркская литература» четырехтомника «Антология-Энциклопедия азербайджанской литературы». С вашего позволения я хотел бы подарить их вашей библиотеке.
Президент с интересом просмотрел книги, а потом с улыбкой, значение которой, кроме меня, никто не понял, добавил:
- Я хорошо помню нашу встречу в Нахчыване. Помню, там был вопрос, связанный с мостом. Надеюсь, все уладилось...
Увидев добрую улыбку на лице Президента, я тоже улыбнулся.
-Да, господин президент.
Этот короткий диалог, который был понятен только нам двоим, свидетельствовал о феноменальной памяти президента, о его тонком чувстве юмора и деликатности.
Э.А. – Вилаят, я хочу поговорить с тобой об отношении Гейдара Алиева к писателям, вообще о его необыкновенной любви и тяге к литературе, искусству. Невероятно, но факт: первый секретарь ЦК, несмотря на обилие важных государственных дел, принимал участие во всех съездах Союзов писателей, композиторов, художников. Причем, это отнюдь не было формальным участием: он выступал с речью, принимал участие в дискуссиях, отвечал на вопросы. Как ты думаешь, где истоки этой необычайной тяги?
В.Г. – А ты знаешь, Гейдар Алиев сам рассказал об этом на Х съезде Союза писателей в октябре 1997 года. Я нашел это выступление для одной из своих статей и сейчас его процитирую. Сначала президент вспомнил о своем первом выступлении на VI съезде в 1971 году и отметил, что с тех самых пор он принимал участие во всех писательских съездах и мероприятиях. А потом добавил, очень душевно и искренне: «И тому есть причина. Во-первых, я - человек, который очень сильно любит литературу. Я полюбил ее с молодости, вернее с детства, когда читал в школе первые литературные образцы. Сегодня могу вам сказать, что в моем формировании как человека, в моем образовании, воспитании, духовном становлении очень большую роль сыграли литература, культура. Учась в средней школе, я с любовью прочитал все произведения азербайджанских поэтов, писателей, не забыл их и до сегодняшнего дня. Возможно, что некоторые из этих произведений я и не перечитывал потом, но в те годы - в те детские, юношеские годы - они оказали на меня такое воздействие, что я не забыл их. Слова “прочитал”, “не забыл” - это не просто слова. Прочитанное оказывало на меня воздействие, я черпал из книг духовную, нравственную пищу, постоянно был связан с литературой, культурой… Если в 1971 году я впервые участвовал в съезде писателей Азербайджана как руководитель республики, то и раньше я не был в стороне от проводившихся съездов. В то время я не был руководителем Азербайджана, занимал другие должности, посты, однако всегда следил за съездами писателей и по возможности приходил в зал и слушал выступавших. Каждый раз я ходил на встречи с нашими писателями, которые считал для себя большим событием».
Мне кажется, что в мире найдется не так много политиков, а тем более глав государств такого масштаба, которые бы расценивали встречи с писателями как «большие события», да еще так искренне говорили об этом. Причем ведь, кто говорил? Один из самых эрудированных людей на планете, обладающий мощным интеллектом, политической прозорливостью, получающий информацию из самых разных источников.
Помню, накануне Х сьезда СП Азербайджана (к сожалению, последнего сьезда с участием великого, заботливого друга и читателя азербайджанских писателей) Гейдар Алиев почти три дня своего ценного времени посвятил представителям «пишущей братии»- отдельно встретился с «аксакалами» и творческой молодежью, участвовал на съезде от начала до конца. И шутливо назвал эти три дня «днями азербайджанской литературы в Азербайджане». Полагаю, что расцвет азербайджанской литературы и искусства в последней четверти ХХ века, изучение, издание и пропаганда наших классиков, в целом авторитет нашей культуры (только 7 маститых ее деятелей стали Героями социалистического труда с его «легкой руки» в сравнительно короткий срок) во многом связан с большой любовью Гейдара Алиева к этой сфере, ибо творческая интеллигенция постоянно ощущала эту любовь и внимание как в повседневной жизни, так и в своем творчестве.
Э.А. – В то же время, как говорил в беседе со мной великий Таир Салахов, Гейдар Алиев никогда не заигрывал с интеллигенцией. Он вникал во все вопросы, досконально прорабатывал их. Помнишь 1981 год, VII съезд Союза писателей? Как он тогда отчитал наших литературных «генералов» из-за вопроса о могиле великого азербайджанского поэта Физули, находящейся в Кербеле?
В.Г. – Еще бы не помнить! Это стало тогда большой сенсацией. Кстати, неплохо было бы напомнить об этом эпизоде нашим молодым литераторам.
В то время я был аспирантом Института литературы Академии наук и еще не являлся членом Союза писателей. Однако нашел приглашение и явился на съезд. Тогда сьезды писателей являлись настоящим культурным событием, во многом благодаря участию в них руководителя республики. Одной из самых популярных тем в то время – и не только среди творческой интеллигенции - была ситуация с могилой великого мастера слова Физули в иракском городе Кербела. Все об этом говорили, хотя сути дела не знали. Речь шла о том, что в Кербеле прокладывают новый магистральный путь, поэтому строители якобы разрушили могилу поэта, расположенную вблизи святилища пророка Имама Гусейна, а останки бросили в подвал какой-то мечети. Поэтому творческая интеллегенция республики стала говорить (правда, в чайханно-кухонном масштабе) о том, что надо перевезти и перезахоронить останки великого поэта у себя на исторической родине, а также осудить антигуманный поступок иракской стороны. Тема была затронута также на сьезде.
Выступившие маститые литераторы Мирза Ибрагимов, Сулейман Рустам, Бахтияр Вагабзаде, не выяснив вопрос по существу, не проявив должной инициативы, говорили очень эмоционально и даже раздраженно, прося у первого секретаря содействия. Когда об этом же заговорил очередной оратор, Гейдар Алиев не выдержал. Прервал Бахтияра Вагабзаде на середине:
«Вы поэт, ученый, профессор университета, - сказал он. – Недавно мы избрали вас членом-корреспондентом Академии наук. Вас все знают. Прежде чем просить помощи у первого секретаря, вы должны были спросить у себя: а что я сделал со своей стороны? Куда, в какую международную организацию я обратился? Кому написал письмо, отправил телеграмму? Вы, товарищ Мирза Ибрагимов, являетесь Председателем Комитета солидарности стран Азии и Африки. Часто бываете в различных странах, на различных собраниях и конференциях, выступаете перед большими аудиториями. Когда-нибудь в своих выступлениях вы привлекли внимание мировой общественности к актам вандализма, о которых вы сейчас рассказываете, позвали на помощь своих коллег – известных писателей, поэтов, общественных деятелей? Почему не обратились напрямую к Президенту Ирака, к деятелям науки и культуры этой страны? А вы, товарищ Сулейман Рустам? У вас высокая должность: председатель Верховного Совета Азербайджанской ССР. Почему не послали ноту протеста, не довели до мировой общественности глас народа? Между Союзом писателей и консульством Ирака расстояние в 500 шагов. Вы когда-нибудь проявили инициативу встретиться с консулом Ирака, потребовать от него прояснить ситуацию? Или боитесь? Не бойтесь, Гейдар Алиев в любом случае вас защитит. Но и вы поймите, дорогие мои: не все зависит от первого секретаря. Не все вопросы решают партия и правительство. Есть такие вопросы, которые должны поднимать писатели, ученые, деятели культуры. У Физули ведь не было красного советского паспорта, чтобы я мог предъявить претензии иракскому руководству, сказать им: почему вы поступаете столь невежливо с памятью гражданина моей страны? Взгляните на наших соседей, берите пример с ваших армянских коллег. Стоит в Ливане чему-нибудь случиться, как они дружно встают на защиту своих соотечественников, которых в глаза не видели. Поднимают на ноги руководство СССР, весь мир. И в результате добиваются своего. А вы подняли бурю в стакане воды и просите помощи у меня. Где ваше собственное отношение, где ваши инициативы?»
Конечно, я попытался изложить общую атмосферу этой резкой, полной горечи речи, длившейся более получаса. Помню, на съезде в качестве почетного гостя присутствовал секретарь Союза писателей СССР, старый бакинец Олег Шестинский. Кто-то в президиуме, кажется, переводил ему речь Гейдара Алиева. Потому что, когда Гейдар Алиевич завершил ее, Шестинский вдруг вскочил с места и начал бешено аплодировать. Вслед за ним встал на ноги весь зал…
Э.А. – И насколько я знаю, Гейдар Алиев хотя и преподнес хороший урок гражданской позиции писателям, все-таки сам вмешался в этот вопрос. Позднее в интервью журналистке Элмире Амрахгызы он так вспомнил об этой истории: «...Это произвело на меня тяжкое впечатление. С помощью Министерства иностраных дел СССР мы подняли этот вопрос, разослали письма. Реакции не последовало. Я пригласил к себе С.Рустама, Р.Рзу, М.Ибрагимова, Н.Хазри и попросил их подключиться к этой работе. В то время у нас как раз открылось консульство Ирака. Нам сказали, что поставить вопрос на годударственном уровне очень трудно. И все же мы отправили письма президенту Ирака Гасану аль Бакру. Но вскоре началась ирано-иракская война, положение осложнилось. Несмотря на все наши усилия, решить вопрос о переносе праха Физули в Азербайджан не удалось».
В.Г. -Да, в этом весь Гейдар Алиев. Начатое дело он обязательно доводил до конца… Быть может, под влиянием процитированного выше выступления я стал, правда не всегда систематически, изучать вопрос о взаимоотношениях Гейдара Алиева и литературы, о том, какую роль в его богатейшем наследии занимают вопросы культуры, о его интересе к художественному наследию нашего народа. Надо заметить, что в сравнении с периодом Советского Азербайджана в годы независимости общение гдавы государства с творческой интеллигенцией стало еще более тесным и активным. А это – свидетельство того, что его интерес к этой сфере вовсе не был исполнением каких-то директив сверху. А проистекал из природы Гейдара Алиева.
В конце 90-х годов я составил 500-страничную книгу, в которую поместил выступления, доклады, речи Гейдара Алиева на литературно-культурных мероприятиях, во время встреч с творческими людьми. Книга вышла с предисловием хорошо знавшего Гейдара Алиева депутата Милли Меджлиса Фаттаха Гейдарова. Уже став министром, преподнес эту книгу Президенту. Он полистал ее, отметил обширный объем, обстоятельное содержание и шутливо сказал: «Вот ты составил такую книгу. А незнакомый с моей работой в других сферах человек может подумать, что в советское время я занимался больше вопросами литературы, нежели партийно-хозяйственной деятельностью и управленческой работой».
До распада Советского Союза еще можно было подумать, что участие первых лиц республик в работе писательских съездов было добровольно-принудительным занятием. Кто знает, может быть, этого требовала Москва. С другой стороны, руководитель должен был знать, что происходит в идеологической сфере, чем, так сказать, «дышат» работники пера.
Но ведь Гейдар Алиев пришел на очередной съезд писателей и тогда, когда уже не занимал никакой должности. Наверное, многие помнят посещение им филармонии в марте 1991 года. От начала до конца он присутствовал на съезде, причем на этот раз сидел не в президиуме, а в зале, несмотря на настойчивые просьбы некоторых писателей. Впоследствии, по признанию старейшей поэтессы Мирварид Дильбази, появление Гейдара Алиева в писательской среде стало очень серьезным стимулом для творческих людей, укрепив в них веру в завтрашний день, в будущее.
Э.А. – А знаешь, без ложной скромности, ведь это я была «виновником» появления Гейдара Алиева на съезде в 1991 году. Мы тогда с ним тесно общались, я не раз бывала в квартире его брата Джалала муаллима, где он тогда проживал, приезжая из Нахчывана. В то время на первой сессии Верховного Совета нового созыва по отношению к нему поступили несправедливо: посыпались нападки, обвинения и пр. Он был очень обижен на своих недавних соратников, говорил мне об этом. А у нас как раз назревал съезд. Придя за пригласительным билетом в Союз писателей, я заглянула в кабинет Анара и предложила ему позвать на съезд Гейдара Алиева. Чтобы он, так сказать, отдохнул в среде близких ему по духу людей. Честь ему и хвала, Анар сразу согласился. Я сама надписала билет и лично отнесла его Гейдару Алиеву. Президент об этом вспоминал впоследствии на Х съезде писателей. Не помнишь?
В.Г. – Извини, запамятовал. Я, наверняка, лучше многих знаю, с каким уважением относился к тебе покойный Президент. Помню, как в заграничных поездках любил говорить с тобой, делиться впечатлениями и наблюдениями. Прекрасно помню твои статьи и корреспонденции в российской и иностранной печати в защиту Гейдара Алиева, знаю о вашей дружбе и его теплом отношении к тебе. Впоследствии ты стала признанным биографом (насколько мне известно, по его же желанию) Гейдара Алиева, создав замечательные книги о его жизни и судьбе… Рад, что в результате нашего тесного содрудничества появились на венгерском языке твой монументальный трехтомник «Личность и эпоха», а также азербайджанская версия твоей прекрасной книги «Любовь длиною в вечность».
Возвращаясь к Х съезду, следует отметить, что необычен был не только факт участия Президента на съезде, а то, что он придавал такое важное значение свободной литературе в свободной, независимой стране. Как и на предыдущих сьездах выступил с программной речью о целях литературы и искусства на этот раз уже в период независимости. Еще и привел с собой всех чиновников, ответственных за идеологию и культуру. Будучи докладчиком, я сидел в президиуме. Поэтому мне был виден весь зал. В то время как некоторые чиновники подремывали (особенно после обеда), Гейдар Алиев с интересом слушал все доклады и выступления. Чувствовалось, что пребывание среди литераторов доставляет ему истинное наслаждение.
Мне кажется, что среди творческих людей он отдыхал душой. Хотя бы на несколько часов отдалялся от монотонной серости чиновничьей среды, от неизменного протокола государственного управления, порой скучных докладов. С другой стороны, представители творческой интеллигенции понимали, что Президент во время встреч с ними дает им карт-бланш для свободного, откровенного разговора. И использовать эту свободу следует не для решения каких-то сугубо личных проблем, а для обсуждения судьбоносных вопросов народа и страны. И когда он слышал именно такие выступления, он был абсолютно удовлетворен.
К сожалению, Х съезд был последним, в котором принял участие Президент Гейдар Алиев - большой и преданный друг азербайджанских писателей. В сущности, все последующие съезды проходили уже не в столь приподнятой атмосфере. Отсутствие Гейдара Алиева ощущалось в творческой сфере так же, как и во многих других сферах жизни страны. Потому что руководивший республикой четверть века человек был одновременно созидателем и вдохновителем этой сферы.
Э.А. – Вилаят, многие мои собеседники, особенно готовившие ему выступления в советский или московский период его деятельности, рассказывали о необычайной требовательности Гейдара Алиева к слову, о его прекрасном знании как азербайджанского, так и русского литературного языков. Тебе, наверное, тоже доводилось работать над различными тезисами или информационными справками для выступлений президента, а, может, и над самими выступлениями. Как это происходило?
В.Г. - В большинстве стран при главах государств есть команда спичрайтеров – людей, пишущих выступления. В их обязанности входит готовить все речи глав государств – от важных политических заявлений до тезисов на переговорах и выступлений на приемах. Сейчас я думаю, что если бы Гейдар Алиев не держал в голове все свои многочисленные выступления, не выступал бы без подготовки, а поручал это соответствующей команде, то работавшим с ним людям пришлось бы весьма нелегко.
Естественно, что в соответствии с зарубежными визитами, с приездами высоких гостей, с предстоящими международными мероприятиями мы готовили для Президента множество всяких справок. Однако это были «сырые» материалы, носившие информативный характер. Систематизировать эти материалы, составить на их основе последовательное выступление, сделать соответствующие выводы и дать политическую оценку - одним словом, превратить сухую справку в убедительное, страстное слово – эту тяжесть Гейдар Алиев никаким спичрайтерам не доверял и всегда брал на себя весь груз ответственности.
В мае 2002 года в Трабзоне проходила трехсторонняя встреча президентов Турции, Азербайджана и Грузии. И Ахмед Неджат Сезар, и Эдуард Шеварднадзе читали свои заранее подготовленные выступления на церемонии открытия и даже на приеме по бумажке. На обоих мероприятиях Гейдар Алиев выступил прекрасно, не пользуясь никакими бумагами или конспектами. Причем говорил сначала на турецком, а потом на русском языках.
Уже после мероприятия у президента было приподнятое настроение. Он позвал к себе меня, руководителя Секретариата Диляру Сеидзаде, заведующего международным отделом Новруза Мамедова и шефа протокольной службы Эльчина Багирова. Тут следует сказать, что Гейдар Алиев очень любил пошутить, и при этом сам получал большое удовольствие и смеялся громче всех. Так было и на сей раз.
- Все вы получаете неплохую зарплату, - сказал он. – А вместо вас работаю я. Отныне вы должны расписываться в ведомости, а деньги приносить мне. Вы видели, помощники других президентов подготовили для них выступления? Даже подходили и переворачивали листы, чтобы тем легче было читать. А вы все свалили на меня. Сами же прохлаждаетесь.
Эти слова, хотя и сказанные шутливо, несли в себе определенную долю истины. Часть работы своей команды, своих помощников Гейдар Алиев безо всяких упреков взял на себя. Но была и другая истина: в тесные рамки заранее подготовленных материалов невозможно было вставить творческий дух Гейдара Алиева, его ораторское мастерство, его неожиданные импровизации. И эти рамки первым ломал сам президент. Многие главы государств или правительств буквально не отрывались от бумаги. А наш президент очень редко и неохотно обращался к письменной речи.
Летом того же года в Ялте проводился саммит глав государств ГУАМ. В МИДе под руководством заместителя министра Араза Азимова целая группа составляла выступление Гейдара Алиева, с учетом всех обсуждаемых вопросов. В день открытия саммита, в историческом дворце «Ливадия» сначала все шло хорошо. Как и остальные главы государств, Гейдар Алиев читал текст своего выступления. Но, дойдя до модного в то время слова «парадигма», запнулся. «Что за слово вы написали?» – тихо спросил он на азербайджанском языке. А потом отложил все бумаги и сказал:
- Давайте отставим эти ученые записки в сторону. Я попытаюсь внести ясность в обсуждаемые вопросы, исходя из своих возможностей.
И далее в течение 20 минут последовательно, системно, а самое главное, просто и доступно, он высказал четкое и логичное отношение ко всем обсуждаемым вопросам.
За четыре года, что я проработал с ним, мне всего дважды приходилось готовить выступления для президента. В первый раз эта необходимость возникла в связи с визитом в Азербайджан Папы Римского Иоанна Павла II. Буквально за два дня до визита папский нунций Ватикана передал просьбу высокого гостя: учитывая физическое состояние Иоанна Павла II, приветственная речь президента в аэропорту желательно должна была длиться 3-5, а на встрече 7-10 минут. Тексты обеих речей нужно было заранее представить Ватикану на итальянском и азербайджанском языках. Гейдар Алиев вызвал меня и сказал:
- Ты знаешь, мне до сих пор не один раз приходилось встречаться с королями, президентами, премьер-министрами, председателями парламентов. Но вести переговоры с Папой мне придется в первый раз. Честно говоря, я даже не знаю, как к нему официально обращаться. Насколько помню, у них даже форма обращения какая-то специфическая, своеобразная. Поэтому ты дай указание своим сотрудникам, чтобы они подготовили проекты выступлений и для церемонии встречи в аэропорту, и для собрания с участием представителей общественности в аппарате президента, потом вместе просмотрим.
Оставался всего один день. Естественно, такую ответственную задачу нельзя было доверить никому. В ту ночь я сам подготовил проекты обоих выступлений. Назавтра мы с президентом около трех часов работали над текстом, составлявшим всего пять-шесть страниц. Хоть я и филолог по образованию, однако, наблюдая за тем, как Гейдар Алиев думает над каждым словом, пока не находит лучший вариант, как он перебирает различные варианты, в душе дивился его глубокому знанию азербайджанского языка. А когда на следующее утро уже в аэропорту Гейдар Алиев, увидев меня, сказал, что накануне ночью он нашел более подходящий синоним к одному из слов, не особенно подходивших к тексту, изумлению моему не было предела. Он относился к небольшому тексту, который любой другой прочитал бы и тут же забыл, как к важному событию своей жизни.
Или другой эпизод. В феврале 2002 года в первый и последний раз в истории Милли Меджлиса состоялось обсуждение карабахского конфликта с участием членов правительства, представителей политических партий и общественных организаций. Перед этим Президент решил, что надо будет перевести на азербайджанский язык и опубликовать в правительственной печати тексты четырех известных резолюции СБ ООН по урегулированию конфликта. Официальный перевод документов осуществили сотрудники АзерТадж. Однако Президент как всегда действовал по принципу «доверяй, но проверяй». Он позвал меня к себя и сказал:
-Ты ведь филолог. Притом еще и доктор наук. Давай вместе еще раз пройдемся по этим текстам. И условимся: я несу ответственность по политическим составляющим, а ты по языковой точности и идентичности.
И так мы, страница за страницей, пересмотрели перевод, и Президент внес несколько существеных поправок в азербайджанский вариант.
Расскажу еще об одном эпизоде, ярко характеризующем отношение Президента к азербайджанскому языку – государственному языку своей страны.
Так, в последний день пребывания в Иране была запланирована встреча Президента с духовным лидером страны Сеидом Али Хаменеи. Когда мы прибыли, в небольшой, тщательно охраняемой резиденции нас уже ожидали президент Хатами, министр иностранных дел Харрази, советник Хаменеи по внешним вопросам Вилаети. Все они были без обуви. Но для нас сделали исключение.
Мне вспомнилась трагическая судьба видного русского драматурга и дипломата А.И.Грибоедова. На ауиденцию Фатали шаха Каджара (1771-1834) по протоколу шахского двора все должны были являться без обуви. Иностранцы называли это «чулочной дипломатией». Но Грибоедов - полномочный министр Российской Империи, страны-победительницы, не обратил внимания на это. Он явился к шаху в высоких сапогах всадника. И еще потребовал, чтобы принесли кресло, и сел, положив ногу на ногу.
Монарх был унижен перед своими придворными. На востоке высокомерие такого рода не прощается.
Не обнажив ногу, Грибоедов скоро потерял голову.
Странное дело, - думал я, - свергнувшие шаха все еще придерживаются традиций шахского двора...
Духовный глава Ирана встретил Гейдара Алиева на пороге зала, где должна была состояться встреча, и поздоровался с ним, протянув обе руки. Между ними начался разговор на азербайджанском языке. И мы, и члены иранской делегации тихо стояли в стороне, слушая их.
После обычных приветствий Гейдар Алиев спросил у Хаменеи:
- Как дела в Хамне (это небольшое село близ Тебриза, где родился Хаменеи – В.Г.)?
- Ты знаешь и Хамне? – удивился духовный вождь Ирана.
- Конечно, знаю. Это очень известное место. И не только потому, что это ваша родина. Там родился великий азербайджанский писатель, философ, первый драматург Востока Мирза Фатали Ахундов. Он - ваш земляк. Вы слышали об Ахундове?
- Слышал, - не без раздражения ответил Хаменеи.
Его можно было понять. Он не испытывал особой радости от того, что был земляком человека, который вел беспощадную борьбу с фанатизмом, автора знаменитого трактата «Три письма персидского принца Кемалуддовле», полного резких обвинений в адрес персидского режима.
…Наконец началась официальная часть переговоров. Естественно, Хаменеи перешел на фарси, считающийся государственным языком Ирана. И в этом не было ничего удивительного. Удивительным было то, что его речь переводилась на русский язык, причем очень поверхностно и безграмотно. Возникло легкое недоумение. После двух-трех предложений Гейдар Алиев повелительно обратился к переводчику: «Подождите!» - и остановил беседу. Обернувшись к иранскому лидеру, он сказал:
- Агаи Хаменеи, чуть раньше мы с вами говорили на нашем родном языке. Я понимаю, что нахожусь в Иране. И вы как лидер этой страны должны вести переговоры на фарси. Но при чем тут перевод на русский язык?
- Я думал, что государственным языком в Азербайджане является русский, – с удивленным видом, придав лицу простодушное выражение, сказал Хаменеи.
- Послушайте, - Гейдар Алиев рассердился на то, что его собеседник прикидывается простачком. – Даже в годы советской власти государственным языком в Азербайджане был азербайджанский язык. В те годы в нашей Конституции было написано, что государственным языком является наш родной язык. Мы сохранили его, несмотря на давление Москвы, развивали. Сколько книг, газет и журналов вышло на этом языке. С тех пор как мы добились независимости, и внутри страны, и на международной арене мы используем только и только свой язык! Не понимаю, почему вам показалось, что государственным языком Азербайджана может быть русский язык? Я очень хорошо говорю на русском, однако во всех странах официальные переговоры веду только на своем родном языке.
После резкого протеста Гейдара Алиева иранцы засуетились. Они то ли не подготовили переводчика, то ли не ожидали столь бурной реакции высокого гостя, поэтому не знали, как им быть.
- Ладно, на этот раз переводчиком будет наш посол. Однако Азербайджан не так уж далеко, чтобы не знать о нем таких простых вещей, - заметил президент, снимая напряжение.
Когда мы выходили, Гейдар Алиев шутливо сказал Хаменеи, намекая на неточность протокола:
- Думаю, самая большая польза от наших сегодняшних переговоров заключается в том, что вы узнали: русский язык не является государственным языком в Азербайджане.
- Не дай Бог! Не дай Бог! – ответил невпопад духовный лидер Ирана.
Примечательным был и другой эпизод этой поездки. На встрече с Президентом Ирана Мухаммедом Хатами обсуждалась проблема делимитации Каспия. Хатами то ли по ошибке, то ли опять-таки преднамеренно вместо слов «проблема Каспийского моря», произносил «проблемы Мазандаранского озера (мушкилати-дарячайи Мазандаран)». Наш посол Аббасали Гасанов, переводивший разговор, видимо, привыкший к дипломатическим играм иранцев, автоматически переводил это выражение как «проблемы Каспийского моря». Президент знал, что я немного разбираюсь в персидском языке, поэтому во время одного из перерывов спросил у меня:
- Что это он все толкует о Мазандаране? Какое отношение имеет Мазандаран к этой проблеме?
- Господин президент, иранцы считают Каспий внутренним водоемом Ирана и называют его Мазандаранским озером.
Президент сердито обернулся к Аббасали.
- Почему ты неточно переводишь?
А потом, остановив Хатами, который собирался продолжить речь, сказал:
- Агаи Хатами, насколько мне известно, с древних времен у Каспия было много названий. Мы с вами называем это море Хазар, русские и европейцы Каспий. Теперь как будем поступать? Каждый будет придумывать новое название? Разве это поможет делу? Таким образом мы никогда не решим проблему, не сделаем шаг вперед.
Видимо словесные игры иранской стороны глубоко задели Президента, поэтому на пресс-конференции он снова вернулся к этому разговору:
-Я бы не пожелал, чтобы в будущем допускались такого рода ошибки. Нет в карте мира озера под названием Мазандаран. Мне неизвестно также его местонахождение на территории Ирана. Если вам известно, покажите мне тоже. У вас в Иране некоторые люди, придумывая такие новые названия, мешают переговорам вокруг статуса Каспийского моря. Надо думать шире, нельзя ограничиваться пределами Ирана. Так у вас ничего не получится.
Хатами не оставалось ничего иного, кроме как принести свои извинения.
Я вспоминаю эти детали лишь для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, как бережно относился президент ко всему, что было связано с вопросами, касающимися Азербайджана, как тщательно отстаивал он национальные интересы нашей страны.
Э.А. – Вилаят, понимаю, что при занятости президента и его обремененности государственными делами времени на разговоры на отвлеченные темы почти не оставалось. И все же, не припомнишь: не было ли во время твоей работы с ним бесед на темы, касающиеся литературы и искусства?
В.Г. - Как в Баку, так и во время зарубежных поездок мы говорили с Гейдаром Алиевым не только о работе, но и об истории, литературе, культуре. Так как я больше, чем в дипломатии, разбирался в этих вопросах (хотя их знание, считаю, тоже входит в обязанности хорошего дипломата), нам было о чем поговорить с президентом. Может, это прозвучит не совсем скромно, должен сказать, что на нескольких собраниях Гейдар Алиевич ссылался на наши беседы: «Я недавно разговаривал с Вилаятом Гулиевым. Он по такому-то вопросу сказал мне следующее…»
В то же время, назначая на высокие должности людей, пришедших из науки, Гейдар Алиев требовал, чтобы отныне они были не большими учеными, а способными государственными людьми, хорошими чиновниками.
Помню, в 2001 году на русском языке вышла моя книга «Азербайджанская школа в российской ориенталистике», посвященная создателю этой отрасли науки в России Мирзе Казым-Беку (1802-1870). Я решил преподнести один ее экземпляр президенту. Глава государства взял книгу, однако, придав выражение особой серьезности своему лицу, сказал:
- Мы доверили тебе очень важную и ответственную работу. А этим будешь заниматься, когда выйдешь на пенсию.
Я стал оправдываться, что книга написана очень давно, на основе докторской диссертации, защищенной мною еще одиннадцать лет назад, что сейчас, даже имея очень сильное желание, невозможно заниматься наукой, что это физически невозможно. Президент полистал книгу, просмотрел оглавление, иллюстрации.
- А знаешь ли ты, что один из этих Казем-Беков был в числе ведущих деятелей Русской церкви? – спросил он.
Я стал рассказывать о деятельности профессора Казанского университета и Казанской Духовной Академии Мирзы Казем-Бека, в качестве члена комиссии при Священном Синоде по переводу религиозных книг на татарский язык, о его контактах в связи с этим с русской православной церковью. Но глава государства перебил меня:
- Нет, нет, все это было в прошлом. А я имею в виду недавнее время, 1970-е годы. Если память мне не изменяет, в те времена человек по фамилии Казем-Бек работал в Московской Патриархии. Фамилия была какая-то неожиданная. Русская церковь и вдруг Казем-Бек... Если у тебя найдется время, поинтересуйся этим…Ну не сейчас, конечно. А то бросишь дела министерства, снова ударишься в науку, мол, Президент дал мне поручение...
Я воспринял эти слова президента еще и как разрешение при возможности заниматься научной работой. Только спустя годы мне удалось выполнить его «поручение», и в результате появилось исследование «Род Казем-Беков: двести лет вместе с Россией», посвященное знаменитому российскому ученому-теологу, публицисту и общественному деятелю Л.А.Казем-Беку (1902-1977), правнуку Мирзы Казем-Бека.
Почему мне вспомнился этот эпизод? Я не считаю и никогда не считал себя слишком уж одаренным чиновником. И порой мне думается, что в период моей работы под руководством Гейдара Алиева он прощал мне допущенные ошибки, непродуманные или поспешные шаги, оплошности, списывая их на мое «писательское» нутро. Ибо он верил в силу и мудрость Слова, а к людям, работающим со словом, независимо от степени их известности, относился с особой заботой и уважением.
В истории азербайджанской литературы было немало государственных мужей, которые прославились не только своим правлением, но и художественным творчеством – Гази Бурханеддин, Джаханшах Хагиги, Шах Исмаил Хатаи, Нариман Нариманов… Гейдар Алиев же добровольно взял на себя еще более высокую и почетную миссию – быть близким другом литературы, требовательным читателем, а в трудные минуты и ее защитником.
Эту миссию он с честью выполнял в течение десятилетий.
Я уверен, что после 12 декабря 2003 года физическое отсутствие великого Гейдара Алиева больше всех почувствовали, да и сегодня чувствуют люди творческие – поэты, писатели, журналисты, художники, артисты...
Э.А. – Ты абсолютно прав, дорогой друг. Спасибо тебе за столь подробное и интересное интервью.
