Азербайджан, Баку, 16 августа /корр. Trend Life Вугар Иманов/
17 августа исполнилось бы 68 лет выдающемуся азербайджанскому певцу и композитору, народному артисту СССР, Королю советской эстрады Муслиму Магомаеву. Во вступлении своей автобиографической книги "Любовь моя - мелодия" Муслим Магомаев пишет:
"Я горжусь своей родиной и люблю ее. И пусть такое вступление к книге воспоминаний сочтут несколько пафосным, но это так. И всю жизнь я раздваивался в этой своей любви: говорил, что Азербайджан - мой отец, а Россия - мать. Появившись на свет, получив хорошее образование, сделав первые шаги в своей профессии на прекрасной земле, земле великих Низами, Хагани, Вургуна, Гаджибекова, Бюль-Бюля, Ниязи, Караева, Бейбутова, Амирова - список можно продолжать, - я очень молодым приехал в Москву. И она вмиг сделала меня известным всему Советскому Союзу, открыла передо мной огромные горизонты, окружила любовью.
Сейчас я живу в Москве, но всегда помню и наш бакинский двор, и бульвар на берегу теплого Каспия... Я часто приезжаю в свой Баку как на святую для меня землю. Для бакинцев их город - это не место рождения, это нечто большее. Бакинец - это особый характер, индивидуальность, особый стиль жизни. Разбросанные теперь, в силу разных жизненных обстоятельств, по многим странам, бакинцы, люди разных национальностей, стараются и там общаться между собой и по возможности хоть на несколько дней возвращаются в родной город.
Работая над книгой в Москве, я мысленно постоянно переносился в свои детство, юность, которые прошли в Азербайджане, вспоминал своих учителей, друзей и всех
тех, кто так или иначе помог мне стать тем, кем я стал. Помог своим вниманием, добротой, своей дружбой, поддержкой и просто тем, что они были в моей жизни.
Впрочем, главная наша книга не на бумаге, а в нас самих. Как прекрасно сказал замечательный поэт Роберт Рождественский:
Живут во мне воспоминания;
Пока я помню - я живу..."
Муслим Магомаев любил повторять: "Мне всю жизнь улыбалась судьба"...25 октября 2008 года от сердечного приступа на 66-м году жизни скончался величайший певец советской эпохи. Свое последнее интервью муслим Магомаев дал "Бульвару Гордона" (www.bulvar.com.ua, автор Дмитрий Гордон)
Белый рояль и белоснежный смокинг, черные с поволокой глаза, завораживающий, проникающий, кажется, в каждую клеточку баритон... С эстрады, где он безраздельно царил с 1963 года, Муслим Магомаев ушел тихо, по-английски, наотрез отказавшись от закладки именной звезды перед киноконцертным залом "Россия" и пышных проводов. Сдержал-таки данное им в 19 лет в первом интервью журналу "Огонек" обещание при первой же "качке" голоса оставить сцену...
Когда-то фотографиями Магомаева советские девушки оклеивали стены своих комнат вместо обоев, а признаниями в любви к нему были исписаны подъезды, лифты и даже заборы... Его обожали генеральные секретари и министры, а всесильные секретари обкомов по часу дожидались в коридорах гостиниц, когда он проснется. Мальчику, как окрестила его легендарная Фурцева, прощали все: неуправляемость, буржуазный галстук-бабочку, пение с высоких трибун темы из "Крестного отца" и прочих идеологически чуждых шлягеров, отсутствие партбилета и наличие родственников за границей...
Магомаева называли баловнем судьбы, секс-символом и "господином Нет" - за категорическое нежелание делать то, чего он не хотел. Что ж, великий артист знал себе цену. "В моем горле - целое состояние", - говорил он, и действительно: при хозяйском отношении оно могло принести СССР не меньше конвертируемой валюты, чем скважины на Бакинских нефтяных промыслах. Достаточно сказать, что за четыре магомаевских сольника в Краснодаре местная филармония выручила четыре миллиона рублей и смогла выплатить полугодовую зарплату симфоническому оркестру, а шесть его концертов в Ростове позволили сшить новые костюмы Ансамблю кубанских казаков...
При этом сам певец миллионером, как многим казалось, не был. Во-первых, с артистом, который свои официальные гонорары сравнивал с пособием по безработице, государство делилось денежками неохотно, а во-вторых, для друзей и коллег Муслиму ничего не было жалко. По словам близких, его номер, где повсюду валялись деньги, никогда не запирался, и те же музыканты могли в любое время зайти, чтобы взять в долг (который никогда, как правило, не возвращали).
Сегодня магомаевские "винилы", расходившиеся в свое время многомиллионными тиражами, стали раритетом и выставлены на интернет-аукционах в качестве лотов, а на два "Золотых диска", полученных на Международных конкурсах грамзаписи в Каннах (равно как и на доходы от пластинок), наложила тяжелую длань фирма "Мелодия". За то, что в лучшие годы маэстро давал за 130 дней гастролей по 140 концертов, ему щедро вручали ордена, а вот пенсии в России он так и не заработал (мало того, и прописку получил совсем недавно, поскольку все эти годы жил в Москве как бакинец, женатый на москвичке). Еще неизвестно, как бы Муслим Магометович выживал в последние годы, если бы покойный президент Азербайджана Гейдар Алиев не назначил ему и его жене Тамаре так называемую государственную помощь, а следующий президент - сын Гейдара Алиевича Ильхам - не продолжал бы ее выплачивать. Сумма, по словам Магомаева, была невелика, но куда больше пенсии солиста Большого театра.
В последнее время народный артист СССР жил настоящим затворником: ни в свет на тусовки-банкеты, ни в магазин за продуктами не выходил, даже одежду ему привозили на дом. В шесть утра он закуривал сигарету (первую из трех ежедневных пачек) и садился за ноутбук. Его окно в мир - персональный сайт в интернете, куда в день заходит до сотни поклонников. Правда, певец принципиально "не замечал" вопросов, ответы на которые, как ему кажется, можно найти в его книге "Любовь моя - мелодия".
Вживую он общался лишь с узким кругом друзей, которых давно знал, и никуда дальше Подмосковья, где у него дача, не ездил. Наверное, это естественная реакция на оглушительную славу, обрушившуюся на него в 21 год. Как мрамор, из которого изваяны скульптуры святых в Ватикане, стирается от поцелуев верующих, так, видимо, истончилась от миллионов восторженных взглядов и жадных прикосновений его кожа.
Даже на похороны своего многолетнего покровителя Гейдара Алиева Магомаев не прилетел, сославшись на проблемы со здоровьем. Кто-то из обывателей не преминул этим Муслима Магометовича попрекнуть, но не им, я уверен, его судить. Чтобы понять, как мучительна для моего собеседника малейшая фальшь, надо обладать его абсолютным слухом, а чтобы почувствовать его боль, надо иметь такое же открытое сердце.
Муслима Магомаева, которому в августе исполнилось 66 лет, нельзя было услышать даже на корпоративных вечеринках. Он, улыбаясь, отшучивался: "Хочу, чтобы меня запомнили поющим, а не хрипящим"... Слава Богу, меломанам остались его немногочисленные телевизионные записи, пластинки и диски, на одном из которых прославленный баритон написал: "Раньше певцы хотели быть звездами, а теперь звезды хотят стать певцами".
"СОБЛАЗНА ОСТАНОВИТЬСЯ И СКАЗАТЬ: "Я УЖЕ ВСЕГО ДОСТИГ!" - У МЕНЯ НЕ БЫЛО"
- Однажды Иосиф Кобзон спросил меня: "А ты знаешь, кто был самым популярным в Союзе эстрадным артистом? Думаешь, Пугачева? Как бы не так - такой славы, как у Муслима, не было ни у кого". Да и покойный Юрий Богатиков, произнося ваше имя, всегда восхищенно поднимал кверху глаза: "Муслим - это сила!". Говорят, что в Одессе поклонники как-то подняли весь в помаде от поцелуев автомобиль, в котором вы находились, и несли на руках от концертного зала до гостиницы "Красная" три километра...
- (Смеется). Помада была, но нести автомобиль несколько километров никаким поклонникам не под силу, к тому же случилось это здесь, в Москве. Подали машину, Юрий Васильевич Силантьев (знаменитый художественный руководитель и главный дирижер эстрадно-симфонического оркестра Всесоюзного радио и Центрального телевидения. - Д. Г.) с женой и ребенком, тогда еще маленьким, сел сзади, я - спереди. Мы собирались уже удирать...
- ...как обычно!..
- ...и вдруг подходит группа парней... Окружили, и кто-то подал идею: "Поднимайте его!"... Когда огромный открытый ЗИС, на котором мы выезжали на стадион, взмыл в воздух, закричал Силантьев, завопила его жена Ольга... Ребята пронесли машину метров, наверное, пять, а крик все усиливался, и решили они не искушать судьбу. Хорошо еще, не бросили автомобиль, а каким-то образом умудрились аккуратно поставить на землю. Такой факт действительно был - это потом уже все обросло фантастическими подробностями...
- Человек менее воспитанный и интеллигентный от такой славы, не исключаю, сошел бы с ума. Вас, к счастью, Бог миловал...
- Понимаете, Дима, во-первых, я никогда в жизни не лгу (тем более когда дело касается меня), а во-вторых, всегда равнялся на великих певцов. Планка была высокой, поэтому соблазна остановиться и сказать: "Я уже всего достиг!" - у меня не было.
Недосягаемая вершина, к которой стремился, оставалась непокоренной: ну, скажем, я понял, что никогда не буду петь, как Тито Гобби, - поэтому и "соскочил" быстро с оперы. Сами судите: на оперной сцене максимум минут 20 находишься, а этого мне было мало, к тому же одно и то же поешь, мизансцены тютелька в тютельку повторяются, что бы себе не придумывал. В сущности я ведь импровизатор: сегодня мне хочется песню спеть так, а завтра эдак, а в опере это непозволительно - партию ты должен исполнить так, как задумал автор.
- Плюс костюмы - тяжелые, сковывающие движение...
- Не обязательно. Камзол Фигаро довольно удобный, хотя Скарпиа - потяжелее. Ну все равно... На эстраде я мог импровизировать, предлагать композитору свою трактовку.
- Вот интересно: вы ощущали себя советской суперзвездой номер один?
- Если честно, меня не волновало, суперзвезда - не супер: я видел, что люди меня любят, и совершенно никому не завидовал.
- Просто некому было!
- Видимо, да - в славе у меня соперников не наблюдалось. Я вообще ни к кому черной зависти не испытывал - разве что белую: "Ой, до чего красивые у этого певца высокие ноты! У меня так не получится - Бог не дал, но зато щедро одарил многим другим".
- Роскошным голосом, тембром, высоким ростом, яркой внешностью, темпераментом - всем, что для успеха необходимо...
- Ну, в общем-то, да...
- Чем же вы объясняете свою феноменальную популярность? Что это за наваждение было?
- Главное, что это было, поэтому наотрез отказывался участвовать в телепрограмме под названием "Это было, было..." - ужасно ее не любил. В Америке почему-то, когда говорят о Фрэнке Синатре, так передачу не называют...
- В Америке и президента, сложившего полномочия, не зовут бывшим и не дают ему оскорбительную приставку "экс-"...
- Сейчас телевизионщики новую программу сделали - я ее даже смотреть не хочу! Вытащили нескольких певцов, популярных лет 20 назад, и снова показывают их: было, мол, и прошло...
- Жалкое зрелище!
- Ну зачем так? Зачем? Не надо ставить клеймо: "Это было" - если они в хорошей форме, прекрасно выглядят, пусть себе поют на здоровье.
"НИКОГДА В ЖИЗНИ ДЕНЬГИ С БАЛКОНА Я НЕ ШВЫРЯЛ"
- Маленький эпизод из детства... Застолье по случаю какого-то праздника шло своим чередом, черно-белое телевидение транслировало концерт из Колонного зала Дома Союзов, как вдруг... Ведущая Светлана Моргунова объявила: "Поет Муслим Магомаев!", и телевизор, мне показалось, подпрыгнул от оглушительного женского крика и визга... Точно такой же вопль восторга раздался по эту сторону экрана: дамы вскочили и окружили волшебный ящик, силясь поцеловать изображение... Как вы, живой человек, переносили этот безумный ажиотаж?
- Слушая ваш рассказ, я вспомнил смешную историю. После очередного сольника, который транслировался по телевидению, меня пригласил мой друг поэт Анатолий Горохов: дескать, как выступишь, садись в машину и едь ко мне. В лифте, видимо, я не ту кнопку нажал и в результате не на том этаже вышел. Позвонил (тогда звонки у всех были стандартные) и слышу доносящийся из квартиры голос: "А вот и Магомаев пожаловал". Открывается дверь, гляжу - в проеме незнакомое женское лицо.
"Вы к кому?" - спрашивает женщина, чуть не падая в обморок. "К Горохову", - а она слабеющим голосом: "Он этажом выше". Поднимаюсь наверх: "Слушай, попал не туда, соседку твою до смерти напугал"... Потом уже она Толе все объяснила. "Мне, - сказала, - показалось, что схожу с ума. Только что мы видели Магомаева на экране, восхищались, как здорово он поет, и тут он звонит в дверь. Естественно, я решила, что пора в сумасшедший дом".
- Женщины пытались к вам прикоснуться, рвали на вас одежду?
- Ну да.
- И от неистовых поклонниц вы тоже спасались бегством?
- У меня были свои методы. Это сейчас повсеместно секьюрити - только и слышишь: охрана, охрана, а тогда никаких телохранителей не было, и мы вполне без них обходились. Через тайные выходы, спокойненько... Хотя иногда со второго этажа приходилось прыгать...
- Да вы что?
- Ну конечно. Когда в Ялте мы с дирижером Ниязи выступали, толпа окружила зал - ну не получается выйти, и все тут. Я предложил выбираться через окно моей гримуборной. До земли было метра три с половиной, внизу газон... "В крайнем случае, - говорю, - упадем на травку". Без промедления я сиганул вниз, за мной - помощник, и вместе мы Ниязи поддержали - он легенький был. Так и сбежали...
Я наловчился... Если концерт проходил во Дворце спорта - прямо внутрь загонялась машина, если на стадионе - на автомобиле делали круг - и фьють! Один раз, правда, нас окружили: с одной с трибуны вдруг бросилась публика, с другой, с третьей, и мы оказались в кольце. Ну ничего - обошлось...
- Говорят, залы, в которых вы выступали, патрулировала конная милиция...
- Не во всех городах, но в общем-то, да.
- Прекрасный поэт Роберт Рождественский - автор замечательных песен, которые вы исполняли, - однажды сказал: "Я присутствовал на многих концертах, в которых пел Муслим Магомаев, и ни разу не было случая, чтобы ведущий успевал назвать его имя и фамилию полностью. Обычно сразу же после слова "Муслим" раздавались такие овации, что, несмотря на самые мощные динамики и все старания ведущего, фамилия "Магомаев" безнадежно тонула в восторженном грохоте"...
- (Ностальгически). Было, чего уж там...
- Вы представляетесь мне очень свободным, поскольку всю жизнь делали все, что хотели, и поступали так, как подсказывало сердце. Это правда, что, если чувствовали себя не в голосе или в плохом настроении, запросто отменяли концерт?
- Да. К сожалению, я не мог петь, когда что-то неблагополучно, мне было не по себе от мысли, что зрители зря купили билет и не получат того, что хотели... Конечно, можно заставить себя в плохом состоянии выйти, больным, и что-то такое изобразить, но...
- ...себя не обманешь...
- ...люди же чувствуют сразу. Я это заметил, когда пару раз на каких-то сборных концертах, где у меня были два-три номера, приходилось петь нездоровым.
- Все тот же Юрий Богатиков считал вас человеком необычайно широкой души, но, - говорил он, - по молодости лет, как все таланливые восточные люди, Муслим иногда фордыбачил. За кружку пива, например, обязательно расплачивался зеленой пятидесятирублевкой, а еще мог выйти на балкон, вытащить пачку сторублевок и разбрасывать купюры, любуясь, как красиво они падают на асфальт, кружась, словно листья...
- Каких только легенд я о себе не слышал! Поверьте, никогда в жизни не швырял деньги с балкона - после этого меня бы наверняка вызвали в ЦК и выдали бы по первое число. Кому это тогда нужно было? Вот петь с балкона по просьбе трудящихся приходилось - и в Кишиневе, по-моему, и в Одессе. Людям мой голос был нужен, а не бумажки...
"ГАСТРОЛИРУЯ ПО СОЮЗУ, Я СНИМАЛ БОЛЬШОЙ ЛЮКС ИЗ ПЯТИ КОМНАТ, ГДЕ ПРИНИМАЛ ПОРОЙ ПО ПОЛСОТНИ ЧЕЛОВЕК ЕЖЕДНЕВНО"
- Зарабатывали вы очень много, однако деньги у вас, человека по-восточному щедрого, уплывали сквозь пальцы. Любили, я слышал, шумные застолья устраивать - в ваших гостиничных люксах всегда стояли накрытые столы, и после концертов туда набивалось по 40-50 гостей. Вы что же, действительно такую ораву кормили-поили или это актерские байки?
- Нет, правда.
- С каким-то, по-моему, сожалением вы это произнесли, даже с грустью...
- Это я все к тому, что ни к чему мне было деньги с балкона разбрасывать, а что компанию обожал и не любил один завтракать, обедать и ужинать - так это по молодости. До женитьбы на Тамаре Ильиничне я снимал в гостинице "Россия" большой люкс из пяти комнат, где принимал порой по полсотни человек ежедневно. Как можно было в таких условиях деньги сберечь? Конечно, они уплывали. Может, это подразумевалось под словом "разбрасывал" - не знаю, но гости приходили ко мне всегда с удовольствием. Это потом, когда слава чуть поутихла, число друзей, прямо скажем, поубавились, причем очень быстро...
- Ваш концертмейстер Чингиз Садыхов рассказывал, что, поскольку деньги совершенно у вас не держались, он просто забирал их себе на хранение и вам до конца гастролей не отдавал...
- Прятал (смеется), но, несмотря на эти его хитрости, все равно раздавать умудрялся.
- Садыков, в частности, утверждал, что, мечтая купить машину, вы заработали однажды на Дальнем Востоке 20 тысяч рублей. Удалось тогда обзавестись личным транспортом?
- Нет, нет! Приехав в Москву, поселился я в "Метрополе" (это был самый дорогой отель), выбрал номер получше, и быстро истратил все на друзей, на приемы, подарки, которые очень люблю делать. Это не купечество было, не мотовство...
- ...а потребность души - правда?
- Конечно. Я до сих пор не складываю деньги в кубышку, хотя сейчас концертов уже не даю и, соответственно, не зарабатываю, - живу на то, что было, есть и, может, когда-нибудь будет... Привычка не ограничивать себя в тратах осталась (у меня, например, два компьютера, но, если захочу, и третий куплю), и дорогие подарки по-прежнему делаю: за последнее время компьютера три раздал втихаря.
- Я и сам был свидетелем того, как вы облагодетельствовали студентку консерватории из Киева. Позвонили мне и сказали: "Девочка переписывается со мной по интернету - можно ли купить и завезти ей компьютер?". Я спросил: "Какой, подешевле?", и услышал в ответ: "Да нет, самый лучший"...
- Правильно.
- Меня, если честно, такая щедрость сразила...
- Но это же не для показухи! Просто, доставляя кому-то радость, я и сам получаю от этого удовольствие, поэтому мне особенно отвратительны люди, которые за все добро, что я им в жизни делал, отплатили, в конце концов, злом.
- Не переживайте, Муслим Магометович, это уже не ваши проблемы...
- Проблемы-то их, но, к сожалению, мне часто приходится об этом думать. Слава Богу, что таких неблагодарных немного.
- Мне, признаться, очень смешно читать в газетах и слышать по телевизору, как современные так называемые звезды - без голосов, таланта и репертуара - хвастают, каким автопарком владеют: и "бентли" стоит у них в гараже, и "мерседес" последней модели, и "феррари"... Вот интересно, какие автомобили были у вас?
- Началась моя автолюбительская биография, по-моему, с "волги" - даже не помню, какой...
- ...почин обнадеживающий...
- ...а потом я перешел на что-то зарубежное - вспомнил: купил "фиат". Мне, правда, он не понравился - слишком мал для меня был, и я снова вернулся к "волге", а сейчас у меня джип "мерседес"... У Тамары машинка маленькая (даже не скажу, как называется, - я в этом не понимаю).
- Это правда, что, пользуясь всенародной популярностью, вы позволяли себе ездить без прав?
- Такое было всего пару раз - я просто забывал права дома. Слава Богу, милиция до сих пор узнает, а вот сам себя в зеркале - увы, не всегда.
- По-моему, вы преувеличиваете...
- Мне кажется, что и те, кто помнят меня с того времени, видят, насколько я изменился, тем не менее, когда проезжают, оглядываются, машут руками. Приятно...
"А ВОТ И МАГОМАЕВ, - ПРОСИЯЛА ТАМОЖЕННИЦА, - СЕЙЧАС МЫ ЕГО ПРОВЕРИМ"
- Вас обожал не только советский (и постсоветский) народ - вашим удивительным талантом восхищался даже иранский шах Мохаммед Реза Пехлеви, который, по слухам, подарил вам чемодан драгоценностей...
- Что вы, какой чемодан?
- Рюкзачок?
- Шкатулочку с кольцом, которое сейчас на мне, и какими-то шахскими украшениями...
- Это кольцо я часто на вашем пальце вижу - носите его постоянно?
- Раньше в открытую не решался, а потом как-то надел, и оно принесло мне удачу. Ну а когда обнаружил, что все уже к нему привыкли, решил не снимать.
- Как же в годы тотального железного занавеса, сквозь который редкая птица могла пролететь, вы провезли эти ценности через границу?
- С огромным трудом и лишь потому, что в аэропорту меня встречал представитель посольства Ирана. Когда начал проходить таможню, мой большой чемодан очень заинтересовал какую-то тетеньку в форме. "А вот и Магомаев, - просияла она, - сейчас мы его проверим". Я, честно говоря, думал, таможенница шутит, однако, смотрю, и впрямь открывает чемодан, где лежал подаренный шахом ковер...
- ...персидский?..
- ...да, шикарный, часы и эта шкатулочка. "А вы знаете, - спрашивает дама, - что ввозить не задекларированные предметы нельзя?". Открыла шкатулку: "О, да тут золото!".
- В тот день, пожалуй, карьера могла и закончиться...
- Чья, ее?
- Да нет, ваша...
- (Гордо). Ну что вы? Она вызвала начальника смены. Симпатичный такой мужик руками развел: "Правила для всех одни"... В ответ я не растерялся: "Это подарки шаха. Видите, человек из посольства Ирана меня встречает. Пожалуйста, пригласите его сюда и скажите, пусть отправит все шаху обратно". Таможенник, конечно, перепугался, чемодан ко мне подтолкнул: "Нет-нет-нет, полный порядок! Забирайте все и идите. Счастливо вам, до свидания!".
Понимаете, до этого меня никогда не досматривали - такое случилось впервые, а потом как депутат Верховного Совета Азербайджана я стал неприкосновенным и везде проходил свободно.
- Не представляю, как, будучи депутатом, вы высиживали по многу часов на заседаниях...
- Три года подряд мучился! Я же по характеру неусидчив... Приду, посижу час, пока Гейдар Алиевич выступает, а потом смываюсь, и остальные несколько дней проходят уже без меня. Один раз вообще на сессию не явился, но, как правило, все-таки приезжал - из уважения к Алиеву. Он мне как-то сказал с укоризной: "Муслим, почему тебя никогда нет в зале? Что это такое? Люди поймут неправильно". - "Гейдар Алиевич, - говорю, - вы же знаете: я не очень хорошо владею азербайджанским языком". - "Ну, знаю". - "Выступают в основном по-азербайджански, а я сижу, только глазами хлопаю. Мне даже по-русски слушать неинтересно, сколько они собрали хлопка, - какое до этого дело?". Он рассмеялся: "Ну ты хоть вид делай, что все понимаешь".
Я постоянно к нему приставал: тому коллеге-музыканту надо выхлопотать квартиру, этому помочь со званием или загранпоездкой... Алиев однажды признался: "Ты все равно ходишь ко мне, за других хлопочешь - вот я и сделал тебя депутатом, чтобы занимался этим на законных основаниях". Ну а когда началась перестройка, Гейдар Алиевич переехал в Москву, и с депутатством я, естественно, завязал. "Все, - сказал, - до свидания!".
- В советское время лучших из лучших и подающих надежды оперных исполнителей отправляли на стажировку в прославленный миланский театр "Ла Скала". Вы тоже там побывали - это придало какой-то импульс вашей карьере, профессии?
- В общем, конечно. Учеба у маэстро Дженарро Барра и Энрико Пьяцца (а я подготовил партию Фигаро в "Севильском цирюльнике" и "Тоску") дала многое, но творческому человеку не обязательно даже что-то там делать - достаточно просто побывать в Италии, увидеть памятники старины, посетить музеи...
- ...посмотреть, как живут люди...
- ...подышать ее воздухом, проникнуться культурой и искусством, из которых эта страна, собственно, и состоит...
"ГОЛОС НЕ ПАРТИЕЙ ДАН И ПРАВИТЕЛЬСТВОМ, А ГОСПОДОМ БОГОМ"
- Я слышал, что после триумфального концерта в парижском зале "Олимпия" вам предложили сногсшибательный контракт, но Министерство культуры СССР восстало...
- Не контракт... Дело в том, что известный импресарио и одновременно директор "Олимпии" Бруно Кокатрикс очень по-доброму ко мне относился, видел, с каким успехом я там прошел, и понял, что, заполучив меня, может...
- ...чуть-чуть заработать...
- ...сделать мне громкое имя во Франции и провезти затем по всему миру. Я ему сразу сказал: "Не пустят!", но он не поверил: "Фурцева меня уважает". Действительно, Екатерина Алексеевна ему благоволила, тем не менее ответ был однозначный: "Нет!". Я уж не знаю, как там и что было, могу только догадываться... Думаю, пугало чиновников не то, что я могу удрать, - они прекрасно понимали, что никуда мне с этой земли не деться. Бросить якорь на Западе, где думают только о том, как заработать, мне не нравится, и в той же Америке мне не хватает души и культуры, однако... Во-первых, у меня там жил брат...
- ...который был богатым...
- ...очень богатым (царствие ему небесное!), а во-вторых, они боялись моего характера: вдруг выпью лишку, что-нибудь натворю... Хотя, в общем-то, подобных выходок я никогда себе не позволял. Нет, я не трезвенник - выпить, конечно, могу, но если чувствую, что уже хорош, быстренько ухожу и тихо сижу дома.
- Какие вы, кстати, напитки предпочитаете?
- Раньше любил коньяк, а сейчас пью только водку. К вину равнодушен.
- В конце 70-х - начале 80-х довольно распространенной была шутка: "Что такое Малый театр? Это Большой после зарубежных гастролей". Действительно, немало артистов - и оперных, и балетных - оставалось на Западе. Почему вы уверены, что от вас такого сюрприза никто не ждал?
- Где-то остаться я не мог даже теоретически, потому что мой дядя Джамал был послом (или, как тогда говорили, постоянным представителем) Азербайджана в Москве. Он заменил мне отца, я его обожал и подвести не мог, о чем наверху знали. Мое невозвращение домой означало бы крест на его карьере, но не только из-за этого я бы никогда не сбежал: там жить мне, повторяю, было бы неинтересно.
- Хм, а что вы чувствовали, когда просили политического убежища за границей Вишневская и Ростропович, другие ваши коллеги? Какое у вас было к ним отношение - вы же, если не ошибаюсь, ни разу не подписали против кого-либо из них подметных писем...
- (С достоинством). Ни я, ни Тамара Ильинична. Никогда в жизни - это дела грязные.
- Многие тогда подписавшиеся теперь оправдываются: "А что я мог сделать? На меня так давили - попробуй откажись". Как вам удавалось отказываться?
- Лично на меня никто не давил, и никто ничего мне не предлагал, потому что прекрасно знали, как от этого я далек. Такими вещами занималась группка людей, которые из кожи вон лезли, чтобы сделать друг другу гадость...
- Им не хватало таланта?
- Как раз вот таланта было достаточно, чересчур даже много. Ума не приложу, как обладающие великим даром творцы могут кляузничать на коллег, порой даже менее одаренных, чем сами, - это у меня в голове не укладывается.
Как я относился к невозвращенцам? Конечно, их понимал, а как иначе? Взять, скажем, Рудольфа Нуриева. Если человека не тянет домой, значит, дома ему не дают реализоваться...
- Нуриеву не давали?
- Время было очень плохое, поэтому здесь ему ничего не светило. Если бы он, будучи на гастролях, не "соскочил", кто бы его в мире знал?
- Великий он танцовщик?
- Да, безусловно, но сейчас вообще очень много талантливых людей вне России. Железного занавеса больше нет, выезд свободный, и в той же "Метрополитен-опера" я слышу немало русских фамилий - певцов, певиц. К сожалению, славу они снискали там, а сюда приезжают уже как большие артисты. У нас, как бы ни старались и что бы ни делали, финансово обеспечить талант не могут. Ну как можно сравнивать условия здесь и там? В "Метрополитен" артистка - не буду ее называть! - только за то, что приехала, а потом сидит и ждет: вдруг какая-то певица заболеет и возьмут ее, получает три тысячи долларов, причем за каждый спектакль! Просто так, ничего не делая... Кто может в Большом театре на это рассчитывать? Пока искусство у нас так прозябает, люди будут уезжать...
- ...и осуждать их за это нельзя...
- Ни в коем случае! Позади, слава Богу, советское прошлое, когда тебе могли пригрозить: пой только тут! Это твой голос, он дан тебе не партией и правительством, а Господом Богом, который един над всем миром, значит, ты вправе использовать свой талант где хочешь - это твое личное дело. Главное - помнить, что здесь отчий дом, родной двор, твои близкие и друзья. Приезжай, общайся и уезжай обратно, работай там, где тебе удобнее и выгоднее. Я не прав?
"РЕБЯТА ИЗ ОБХСС БЫСТРО ПОНЯЛИ, ЧТО Я ЧИСТ, - МЕНЯ ПРОСТО ПОДСТАВИЛИ"
- Еще как правы, кстати, тот же Иосиф Кобзон говорил мне: "Ты думаешь, жизнь у Муслима была безоблачная? Он ведь и через опалу прошел, и если бы не Андропов, неизвестно, как бы все повернулось...
- Глупостью это было, полной, но тут, так сказать, надо считать на счетах. Моя официальная ставка за сольный концерт составляла тогда 200 с чем-то рублей, а импресарио Леонидов предложил мне за выступление на 45-тысячном стадионе в три раза больше. Он заверил меня, что по решению Министерства культуры СССР исполнение двух-трех песен перед многотысячной аудиторией оплачивается в тройном размере, а значит, мне полагаются целых 600 рублей. Арифметика тут простая, однако... Никакого приказа министра культуры на сей счет, как оказалось, не было, но я-то об этом не знал, поэтому поехал в Ростов, спел...
Набежала довольно приличная для того времени сумма, а потом к "ростовскому" делу прибавилось "пензенское" - там обнаружили концертного администратора, который внес мою фамилию в ведомость, сам расписался и получил деньги. Вызвали меня в ОБХСС - отдел борьбы с хищениями социалистической собственности. "Да я в Пензе ни разу не был!" - сказал им, и тогда нам устроили очную ставку.
Ребята из ОБХСС быстро поняли, что я чист, - меня просто подставили, а вот один из заместителей Фурцевой, большой мой недоброжелатель, за эту историю ухватился: "Мальчика надо показательно наказать, а то много себе позволяет". Досталось и Чингизу Садыхову. "Ладно, - сказали ему, - Магомаев еще молодой, не знал этих тонкостей, но вы-то неужто не понимаете, что такие вещи делать нельзя?". На нас смотрели, как на хапуг, которые последний рубль у государства отняли, и потребовали все деньги вернуть...
- А они давно уже разошлись?
- Дело не в этом - просто если бы их отдал, это означало бы, что признал вину. Приехав к себе в Баку, я проконсультировался у Генерального прокурора Азербайджана - главного авторитета по всем вопросам юриспруденции. Он спросил: "Ты в ведомости расписывался?". - "Конечно". - "Ну и все, не отдавай ни копейки. Вот если бы просто брал деньги и в карман себе клал, тогда дело другое, а так это заработано честно". В общем, в Министерстве культуры поняли, что ничего не могут мне сделать, и тогда на год запретили в России петь: ни гастролей, ни выступлений на радио и телевидении... В Москве, Питере нельзя, а в Азербайджане - пожалуйста, езжай туда! "Вот и хорошо, - я обрадовался, - наконец-то смогу закончить консерваторию" (из-за бесконечных правительственных концертов и поездок туда-сюда мне не удавалось никак доучиться)...
Пока я безвыездно жил в Баку, весь консерваторский курс экстерном и прошел. Благодаря знаниям, полученным еще в музыкальном училище, легко сдал экзамены по гармонии, общему фортепиано... Хуже всего обстояло с историей КПСС: пару лекций прослушал и понял, что больше не выдержу. Повезло, что преподаватели были хорошие, тоже поклонники... Помню, один из них спрашивает: "Что такое "товар"?". Я начал: "Товар - это..." - а что дальше, не знаю. Все-таки выкрутился: "Товар - это то, что продают и покупают". Профессор искренне удивился: "Откуда вам это известно?". - "Ну как? - говорю. - Это же естественно". Он засмеялся: "А футболист Эдуард Маркаров сказал, что товар - это "шмотки"...
За месяц я сдал все экзамены и решил отдохнуть, как вдруг вызывают - и не куда-нибудь, а в наш азербайджанский Комитет госбезопасности, председателем которого тогда был Алиев. Принял меня его заместитель. "Муслим, - огорошил с порога, - в Москву тебя требуют". - "Что значит требуют? Снова судить будут?". - "Нет, на концерт по случаю юбилея КГБ". Я сразу завелся: "Никуда не поеду. Они меня наказали? Я еще в отпуске". - "Придется лететь - это личная просьба товарища Андропова". - "Не хочу", - упираюсь, а он спокойно, но жестко сказал: "Ну что вы, Муслим Магометович! Нельзя так... Это с Министерством культуры вы разругались, но ссориться с КГБ, тем более лично с Юрием Владимировичем Андроповым, не советую". Пришлось согласиться: "Ну что ж...", а он уже руку мне пожимает: "Счастливо. Завтра же мы усадим вас в самолет и отправим". На этом мое "тюремное заключение" благополучно закончилось...
- Возвращаясь к Фурцевой... Однажды вы вспоминали, как с ней познакомились, - после одного из мероприятий Хрущев вытолкнул ее к вам и сказал: "Иди, Катя, подпой комсомольцам"...
- Кстати, комсомольцем я не был...
- ...но Никита Сергеевич об этом не знал. По слухам, всесильный министр культуры СССР любила без памяти двух артистов: Ефремова и Магомаева, а вас ласково называла Мальчик и Мусик...
- Нет, только Мальчиком - Мусиком я был лишь для тех, кто знал меня с детства...
- Вы чувствовали, что нравились ей не только как певец, но и как мужчина?
- Об этом у нас разговора не было, просто после несколько случаев она, видимо, ко мне прониклась... Не знаю, стоит ли это рассказывать, но как-то раз на приеме по случаю закрытия фестиваля "Крымские зори" Екатерина Алексеевна так много выпила, что ей стало плохо и она уже не могла самостоятельно передвигаться. К этому времени мы оставались втроем: Фурцева, я и директор (забыл фамилию)... По-моему, Зимина, так вот, эта женщина мне сказала: "Муслим, вы тут единственный мужчина - придется ее нести".
- И вы понесли?
- Ну конечно - она же легенькая... Где-то посреди пути Екатерина Алексеевна вдруг открыла глаза и спрашивает: "А почему я у вас?"... Посмотрела так: "А, ну ладно!" - дескать, тебе можно, свой. Тогда я и понял, что она ко мне очень хорошо относится.
Спустя какое-о время мы летели вместе на Кубу. У нее был отдельный салон, куда она пригласила тех, кого посчитала нужным. Соседи начали забрасывать удочки: "А не сыграть ли в картишки?". Она замялась: "Да неудобно". Я попросил: "Екатерина Алексеевна, ну, пожалуйста, - мы немножко". Потом предложил: "А может, чуть-чуть водочки?". Она разрумянилась: "Ой, вы меня заставляете!", а у меня полный был дипломат (вез "стратегический запас", чтобы угощать молодых кубинцев), и мы не остановились, пока его не опустошили. Короче, назаставлялись... Часов через пять у самолета была дозаправка в каком-то маленьком государстве - сейчас уже не вспомню название. Все, кто рядом с нами сидел, еле-еле продрали глаза...
- ...а она как огурчик?
- Вскочила, побежала, смотрим - уже интервью кому-то дает, а мы еле ходим. Вот что такое партийная школа! Ну и здоровье железное...
- Другие наверх и не попадали - естественный, понимаете ли, отбор...
- Это была гениальная женщина, настоящая железная леди...
"КОГДА БРЕЖНЕВ И ЧЕРНЕНКО ЗАПЛАКАЛИ, Я ПОДУМАЛ: "МОЖЕТ, ОСТАНОВИТЬСЯ?". ЖАЛЬ СТАРИЧКОВ СТАЛО"
- Муслим Магометович, вы пережили фантастический взлет: в 31 год стали народным артистом Советского Союза, без вас не обходился ни один "Голубой огонек". Насколько я знаю, перед правительственными концертами Брежнев всегда спрашивал...
- ..."А МагАмаев будет?" (смеется). Он, когда приехал в Баку, Гейдару Алиевичу прямо сказал, что у него два любимых исполнителя - Зыкина и МагАмаев.
- Любовь Генерального секретаря ЦК КПСС согревала?
- Я от нее ничего не имел и никогда ею не пользовался - она даже от чиновничьего произвола меня не спасала. Тот замминистра, о котором уже говорил, всеми фибрами души меня ненавидел и всячески мне пакостил, пока на него не цыкнул Гейдар Алиевич. Алиев сказал: "Оставьте Магомаева в покое!", только тогда он отвязался. Может, другой на моем месте лез бы, что называется, куда-то да через что-то, как это многие коллеги-женщины делают, но я никогда...
- Воспитание, видно, другое...
- Когда меня приговорили к "заточению" в Баку, я мог бы обратиться к Леониду Ильичу напрямую, но и тогда его добрым отношением не воспользовался. И слава Богу! Сегодня я говорю спасибо тем, кто меня "наказал", - иначе моя учеба в консерватории тянулась бы еще очень долго...
- Слышал, что когда в Баку вы пели совершенно гениальную, на мой взгляд, песню Пахмутовой "Малая земля", Брежнев и Черненко навзрыд плакали...
- Ну не навзрыд, но слезы текли...
- Вы это видели?
- Конечно - даже кадры кинохроники сохранились...
- Что вы почувствовали, увидев такую реакцию?
- "Может, остановиться?" - подумал: жаль старичков стало. Просто так слезы же не польются - они действительно искренне переживали, вспомнили сразу войну, павших товарищей...
- Леонид Ильич, говорят, очень любил в вашем исполнении песню итальянских партизан "Белла, чао": слушая ее, непременно притопывал и прихлопывал...
- ...и всегда громче всех. Помню, во время его визита в ГДР в Берлине состоялся большой концерт, и когда со сцены объявили: "Муслим Магомаев. "Белла, чао", сидевший в первом ряду Брежнев наклонился к Алиеву и жестами стал показывать: сейчас будем работать, хлопать (Гейдар Алиевич и сам эту песню прекрасно знал)... Леонид Ильич был человеком на редкость добрым, хорошим...
- ...живым...
- Никогда не забуду, как с Юрой Гуляевым мы слушали его в Ереване. Гейдар Алиевич отправился тогда в Армению в составе азербайджанской делегации и меня прихватил, а первый секретарь ЦК Компартии Украины Петр Ефимович Шелест с собой взял Гуляева. Сидим с Юрой в зале, скучаем, и тут Шелест подходит. "Чего, - спрашивает, - томитесь? Вам что, делать нечего?". Потом говорит: "Поезжайте ко мне на дачу - там уже стол накрыт. Посидите, я скоро приеду".
Долго нас уговаривать не пришлось... Пока хозяина дожидались, выпили там как следует, и когда Петр Ефимович приехал, мы уже были, конечно, хорошие. Он попросил: "Спойте, ребята, что-нибудь". Юра ко мне: "Давай я твое "О, море, море!" исполню". - "Пожалуйста!". Сел за рояль, начал аккомпанировать, и тут он спохватился, что текст не помнит. "Только ты мне слова, - прошептал, - подсказывай".
Я кивнул и вполголоса начал: "Море вернулось...". Гуляев красиво и мощно вывел: "О, море, море!"... - и замолчал, на меня смотрит. "Говором чаек..." - продолжаю, и он с облегчением подхватывает: "О, море, море!"... Так мы до самого конца куролесили... Я: "Песней прибоя...", он: "О, море, море!", я: "Рассвет пробудил...".
Шелест остался в восторге. "Какая песня! - сказал. - Особенно слова мне понравились"... Впрочем, это отступление было - о чем только что мы говорили?
- Как в Ереване вы слушали Брежнева...
- Заседание плавно перетекло в торжественный ужин, и Брежнев выступал часа два (тогда с речью у него все было нормально) - без бумажки и абсолютно без единой запинки.
- Вот это да!
- Мы с Юрой тоже удивились. "Слушай, - говорю, - а я-то думал, что только Гейдар Алиевич может без перерыва четыре-пять часов удерживать аудиторию". Гуляев поддакнул, но и это не все: впервые приехав в Баку, Леонид Ильич молодецки спрыгнул с поезда... Это потом ему...
- ...было уже не до прыжков, а что за история произошла с клавиром, который вы ему вручали?
- Намечался очередной визит Брежнева в Баку, и Гейдар Алиевич попросил меня написать к его приезду песню. "Сделаем прекрасный золоченый клавир, - сказал, - и преподнесем Леониду Ильичу в подарок"...
- Вы же все время сознательно избегали советской темы - с головой уходили в классику, в лирику...
- Да уж... Я отказывался: мол, никогда не занимался подхалимажем, не пел о партии, а тем более о вождях лично. "А вы не пишите о товарище Брежневе, - гнул свою линию Алиев, - пусть это будет песня о стране, о людях". Пришлось согласиться.
С Робертом Рождественским, которого по такому случаю вместе с семьей привезли в Баку, мы решили сочинить что-то вроде "Торжественной песни": "Ты, любимая страна"... Показали Алиеву текст, а он: "Что ж вы, ребята, делаете? Умудрились так написать, что непонятно даже, о какой стране речь. Нельзя ли, раз уж мы Брежневу дарим песню, указать это поточнее?". Роберт послушал-послушал и, понимая, что спорить бессмысленно, стихи исправил: "Ты, советская страна...". Гейдар Алиевич новый вариант одобрил: "Вот теперь все в порядке", но песня пропала - в таком виде петь ее уже было нельзя.
- Брежневу тем не менее ваш подарок понравился?
- Есть фотографии, съемки... Клавир отпечатали на особой бумаге с золотым тиснением, уложили в красивую кожаную папку, в помощь мне дали Ниязи и Рашида Бейбутова... "Леонид Ильич, - обращаюсь к нему, - это вам от нашего народа, от всех деятелей искусства, не от меня одного". Надо бы погромче приветственные слова произнести, а я пробурчал их под нос, почти прошептал. Откуда мне было знать, что Брежнев уже плохо слышит? В общем, он ничего не понял. Смотрю: садится за стол и просит у кого-нибудь ручку... Там уже было накрыто, но по знаку Гейдара Алиевича перед высоким гостем мгновенно расчистили свободное пространство. Леонид Ильич раскрыл папку и поставил размашистую подпись.
- Получается, дал вам автограф?
- Ну да. Я прошептал Алиеву: "Что делать?", а он: "Тебе подписали - бери". Уже в самолете Брежневу передали дубликат, который был сделан на всякий случай.
"КОГДА МОЙ ДРУГ ИТАЛЬЯНЕЦ ВИНСЕНТ УВИДЕЛ ОЧЕРЕДЬ ЗА КУСКОМ ЧЕРНОГО МОРОЖЕНОГО МЯСА, ИЗ ЕГО ГЛАЗ ПОЛИЛИСЬ СЛЕЗЫ"
- Если не ошибаюсь, однажды вы даже выступали у Леонида Ильича на дне рождения...
- Не однажды, а дважды (смеется) - ну как без меня?
- Точно - без вас для него это уже был бы не праздник...
- Был полный банкетный зал Дворца съездов - человек 500-600, а может, и тысяча. Точнее не скажу, поскольку сидел у сцены и не всех видел. Когда Брежнев вышел к столу, обратил внимание, что он обратился к Гейдару Алиевичу. По движению губ я понял, что речь идет обо мне, и Алиев это потом подтвердил. "Прежде чем сесть, - сказал, - Леонид Ильич спросил: "А МагАмаев здесь?".
- Вы однажды признались, что ждали революции (имелась в виду перестройка), потому что всю жизнь были убежденным антисоветчиком. Как удавалось вам - любимцу вождей и народа номер один находиться в оппозиции к власти?
- Вы знаете, Дмитрий, дело не в антисоветчине - просто я видел, что страна катится к краху. У меня был друг Винсент Де Фини - страстный меломан и обладатель полной коллекции Марио Ланцы, - и однажды я пригласил его к себе в Москву. Он приехал и вдруг попросил: "Хочу посмотреть магазины". Я возразил: "Незачем тебе туда ходить, поверь мне". На чистом итальянском языке!
- Вы владеете итальянским?
- Разумеется, а он итальянец (правда, американский - помнит язык плохо, но понимает). В общем, чем больше я его отговаривал, тем сильнее он туда рвался: "Вот хочу, и все". - "Ну, раз так, пойдем". Когда он увидел громадную очередь за куском черного мороженого мяса и пустые прилавки, на которых не было ничего, кроме трехлитровых банок с соком, у него из глаз полились слезы.
Винсент действительно плакал - Тамара не даст соврать. "Надо было детей сюда привезти, - сказал, - пусть посмотрели бы, а то, по их мнению, они плохо живут". Уехал он потрясенный...
...Как долго это могло продолжаться? Я понимал, что вот-вот наступит развязка, и когда сейчас представители компартии начинают рассказывать нам, что исключительно коммунисты могут осчастливить народ, я думаю: "Господи, вы же сами не верите в то, что говорите, - вам просто надо партию свою держать на плаву". Все они понимают, - я убежден в этом! - что возврата к прошлому нет и не может быть.
- И слава Богу! С вашего позволения напомню читателям, что происходите вы из удивительной семьи. Муслимом назвали вас в честь деда - прекрасного композитора Муслима Магомаева, чье имя носит азербайджанская филармония, ваша мать - талантливая актриса, отец - театральный художник, который не дожил до окончания войны несколько дней. Это, кстати, правда, что от вас его гибель на фронте долго скрывали?
- Да, лет до семи мне говорили, что он в долгой командировке за рубежом, но вот-вот приедет, а потом дядя усадил меня за стол, показал последнее его письмо и все объяснил... Ну я, конечно, и раньше догадывался: взрослые что-то темнят...
- По вашим словам, дядя Джамал фактически заменил вам отца, который был его младшим братом, и до конца жизни вас опекал, а я думаю, что еще одним отцом для вас стал долгое время руководивший Азербайджаном Гейдар Алиев...
- Когда дядя Джамал умер, Алиев дал свой самолет, чтобы доставить его тело из Москвы на родную землю, а на похоронах вместе со всеми нес гроб... Видя, в каком я состоянии, он сказал: "Муслим, располагай мной как самым близким человеком. Отныне ты в моей семье - когда тебе надо, прилетай и обращайся в любой момент по любому поводу". С тех пор он действительно заменил мне дядю. Я, правда, его не напрягал - звонил только по каким-то важным вопросам.
Помню, после возвращения из эмиграции Мстислав Ростропович (а он мой земляк, бакинец) признался: "Муслим, очень в Баку хочется. Давно город не видел, вот только не знаю, что Алиев за человек и как ко мне отнесется". - "Слава, ручаюсь, что с огромным уважением", - заверил его я. "А ты можешь спросить?". - "Да прямо сейчас, при вас позвоню", а мы как раз у нас дома сидели. "Нет-нет, лучше потом переговорите - а вдруг он откажет"... В общем, я позвонил и услышал: "Муслим, о чем речь - в любой момент пускай прилетает. У нас его любят, ценят, мы обеспечим прием на самом высоком уровне"...
Это было как раз перед Славиным днем рождения - точнее, он собирался отметить какой-то маленький юбилейчик. У меня до сих пор хранятся его письма - я служил передаточным звеном между Алиевым и Ростроповичем, пока не сказал им: "Вы можете, наконец, сами все обсудить напрямую?".
"О ПОЛАДЕ БЮЛЬ-БЮЛЬ-ОГЛЫ, С КОТОРЫМ МЫ ЖИЛИ В ОДНОМ ДОМЕ, НЕ НАДО. БОГ ЕМУ, КАК ГОВОРИТСЯ, СУДЬЯ!"
- При Горбачеве возглавлявший парторганизацию Азербайджана Алиев стал вице-премьером правительства СССР, а потом его с этого поста "ушли", и многие люди, которые еще вчера клялись ему в преданности и вечной любви, моментально от него отвернулись. Вы как порядочный и благородный человек не изменили своего отношения к опальному лидеру, всячески демонстрировали ему уважение...
- Не только я - таких было несколько.
- Всего несколько?
- К сожалению.
- Он это понимал?
- Прекрасно.
- В Баку вы жили на одном этаже с семьей известного композитора и исполнителя, какое-то время министра культуры, а затем посла Азербайджана в России Полада Бюль-Бюль-оглы. Насколько я знаю, раньше вы с ним очень дружили, - что за черная кошка пробежала между вами потом?
- Не надо о нем... (Грустно). Бог ему, как говорится, судья!
- Множество прекрасных песен, с которыми вы, азербайджанец, вошли в историю, написал гениальный композитор Арно Бабаджанян - по происхождению армянин. Сегодня, после кровавых событий в Нагорном Карабахе, которые выплеснули наружу азербайджано-армянскую вражду, такое сотрудничество кажется почти невозможным. Я говорил об этом конфликте со многими деятелями культуры (как с армянами, так и с азербайджанцами), но они предпочли от этой темы уйти. Вместо того чтобы предпринять какие-то шаги для объединения двух народов, представители интеллигенции заняли позицию сторонних наблюдателей. Понимаю, что это больной вопрос, но не могу не спросить: а как на вооруженные столкновения армян и азербайджанцев реагировали вы - человек, в чьих жилах смешались множество кровей, артист, выросший в интернациональном Баку и певший песни Бабаджаняна?
- Да, Дмитрий, вопрос больной, но я вполне могу на него ответить. Азербайджан в этом не виноват - вот и все! В нашей республике всегда жило много армян, но никаких обид из-за этого не было - мы все дружили. В моем дворе армян и азербайджанцев было поровну, в классе училось четыре или пять азербайджанцев, пятеро армян, столько же евреев, и никаких недоразумений из-за этого не возникало. Может, и попадались люди, которым нравилось посудачить о моем дяде Джамалэддине Магомаеве, женатом на русской (хотя тетя больше полькой была), - ну Господи, где таких кумушек нет?
Баку был настолько хороший и теплый город, что говорить о таких вещах считалось неприличным, - желающим почесать языки сразу же затыкали рты, а потом, когда все началось, уехали армяне, разъехалось большинство евреев (хотя и не все, слава Богу)...
Ситуация еще неопределенная, и остается только молиться, чтобы с Арменией все обошлось. Не хочу лезть в политику, но сегодня у Азербайджана появились и другие заботы - сами знаете, что сейчас у соседей творится, у Турции и Ирана, до которых рукой подать, поэтому бедная моя родина...
"МАХМУД ЭСАМБАЕВ ВСПЫЛИЛ: "ТЫ НЕ ГОРДИШЬСЯ ТЕМ, ЧТО ЧЕЧЕНЕЦ?"
- Уверен, многие наши читатели считают вас чистокровным азербайджанцем, а ведь отец ваш лезгин, в матери смешались турецкая, адыгейская и русская кровь...
- ...а бабушка вообще татарка.
- Ой!
- К тому же еще неизвестно, кто по национальности мой отец. Согласно семейной легенде, его деда - кузнеца Магомета - несмышленым ребенком выкрал знаменитый Шамиль, который скакал по горам и считал, что проблемы Кавказа можно решить, только перемешав его многочисленные народы.
Для этого он брал малых детей и перевозил из одного селения в другое. Мой прадед в результате оказался в Грозном, а откуда его привезли, остается загадкой.
- В свое время я много общался с Махмудом Эсамбаевым, которого мог слушать часами. Он был замечательным человеком, великолепным рассказчиком, но однажды, я знаю, вы с ним жутко поссорились. На какой, если не секрет, почве?
- Да все на той же! В Кремлевском Дворце съездов шел правительственный концерт, посвященный какой-то очередной годовщине, и вот смотрю, перед выходом на сцену, там, где гримуборная и разминаются балерины, стоит Махмуд, что-то увлеченно рассказывает, а вокруг толпится куча народа. Увидел меня и обрадовался: "А вот и Муслим. Скажи, кто ты по национальности?". Я в ответ: "Азербайджанец", и все хором: "Во-о-от!". Он вспылил: "Ты не гордишься тем, что чеченец?". - "Хм, а с чего ты это взял? - спрашиваю. - Разве ты знаешь, откуда мой прадед, где его корни? Это во-первых, а во-вторых, уж прости, бабушка у меня - татарка, у мамы Бог знает сколько кровей, так кем мне себя считать? Спасибо Боженьке, - подвел я черту, - что таким создал, поэтому я убежденный интернационалист и нации для меня без разницы".
- Махмуд обиделся?
- Смертельно. Не разговаривал со мной очень долго, но потом все же простил, и знаете, когда это произошло? После того, как в Чечне...
- ...прямой наводкой разбомбили его дом со всеми картинами, антиквариатом и сценическими костюмами?
- Да - он тогда стал совершенно другим. Когда за кулисами встретились, вдруг обнял меня, поцеловал: "Давай все забудем!"... Я растрогался: "Да я уж давно забыл, Махмуд. Для меня главное, что ты прекрасный человек, великолепный танцор - второго такого больше не будет, и национальность тут совершенно ни при чем".
- Знаете, как раз в то время, когда разыгралась эта трагедия, Виктор Степанович Черномырдин (в ту пору председатель правительства России) собрал у себя за столом деятелей искусства и попросил: "Махмуд, скажи тост!". Тот отмахнулся: "Не хочу". Черномырдин повторил просьбу раз, второй, и когда уже стал настаивать, Эсамбаев поднялся и произнес: "Я хочу, чтобы сдох Грачев!". Наступила звенящая тишина, он чуть помолчал и добавил: "А кто не выпьет, пусть сам сдохнет!"...
- (Смеется). Боже, какой кошмар! Дело же не только в Грачеве... Бывший министр обороны просто сглупил: мол, дайте войти в Грозный - за месяц наведу там порядок.
- Сперва он заявил, что силами парашютно-десантного полка возьмет Грозный за два часа, а потом подумал и уточнил: за два дня...
- Такое можно было сказать либо по дикой пьянке, либо совершенно не имея головы на плечах. Ты что, разве не знал, что они горцы? Думал, выстроятся чеченцы на улицах и будут ждать?
- Они же в горах, как у себя дома...
- ...и ты никогда их не достанешь.
"КАКИЕ СВАТЫ? МЫ ЧТО, В АУЛЕ ЖИВЕМ? ЕСЛИ БЫ Я ХОТЕЛ НА ПЬЕХЕ ЖЕНИТЬСЯ, САМ БЫ СКАЗАЛ: "ДИТА, ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ"
- Ставшие впоследствии знаменитыми песни из кинофильма "Семнадцать мгновений весны" должны были исполнить вы, и вроде бы даже исполнили - почему же в итоге их спел Иосиф Кобзон?
- Режиссеру Татьяне Лиозновой не подошел мой тембр, и у меня, честно говоря, нет к ней претензий. Уже посмотрев картину, я понял, что мой голос не сочетается с Тихоновым - так же, как его совершенно померк в дубляже к фильму "Низами", где снялся я. Мне так хотелось пригласить на озвучание Смоктуновского, но актер был занят, а режиссер Эльдар Кулиев не стал его ждать - взял Тихонова. Результат меня, как и следовало ожидать, разочаровал...
- С вашего позволения, коснусь женской темы. В юности вы женились на однокурснице Офелии, после чего у вас родилась дочь Марина, которая живет сейчас в Соединенных Штатах, но я представляю, как осаждали вас дамы, слетавшиеся на вашу популярность и красоту, как бабочки на огонь. Отбоя наверняка не было от желающих не только познакомиться, но и затащить вас в постель, забеременеть. Вы с этим как-то боролись или, напротив, не упускали свой шанс?
- А что бороться? По улицам я не ходил, а если что у меня и было, то лишь с настоящими женщинами.
- Эдита Пьеха рассказывала мне, что ее муж Александр Броневицкий жутко вас к ней ревновал. По ее словам, на гастролях он мог неожиданно появиться, среди ночи ворваться в номер своей жены и закричать: "Ну где тут прячется Магомаев?!"...
- (С досадой). Дита в последнее время все, блин, перевирает. Дошла до того, что заявила, будто я посылал к ней сватов. Пришлось мне ей даже в газете ответить: какое на дворе время, чтобы сватов посылать? Да, мы могли говорить по телефону часами, потому что у нее была знакомая телефонистка, но что-то большее... Нет!
- Муслим Магометович, но ведь роман был...
- Да не было у нас никакого романа!
- Мне кажется, вы с сожалением это сказали...
- Я просто очень любил ее как певицу, артистку, хорошего друга, но какое могло быть сватовство - мы что, в ауле живем? Если бы я захотел что-то ей предложить, лично сказал бы: "Дита, выходи за меня замуж, пожалуйста"...
- ...прямо сейчас...
- Да (смеется), сию же секунду! И Броневицкий, между прочим, под ее кроватью меня не искал. Он и вправду приехал в Париж неожиданно, но встретились мы при выходе из концертного зала "Олимпия".
- Слава Богу, что не из номера...
- (Морщась). Мы могли с ним столкнуться разве что при выходе из гостиницы - Дита в номере у меня не бывала, у нее свой был. Дима, поверьте, все это чушь - не знаю, зачем она ей понадобилась.
- Если все женщины СССР были влюблены в Муслима Магомаева, то едва ли не все мужчины - я это точно знаю! - в Тамару Синявскую, наделенную необыкновенным голосом и красотой. Как соединили вы судьбы? Как вам, двум лидерам, оперным величинам мирового уровня, удалось не только создать, но и сохранить семью?
- Трудно сказать - наверное, все оттуда идет (смотрит вверх)...
- Это правда, что вас познакомил Алиев?
- Нет.
- Но он хотел, чтобы вы поженились?
- Гейдар Алиевич ничего не знал - мы сообщили ему о нашем решении постфактум. Все случилось по воле Божьей... Когда познакомились, она была замужем, но потом мы стали встречаться и...
- С вашей стороны это была любовь с первого взгляда?
- Наверное, да...
- Когда на пике ваших с Синявской отношений вы решили расстаться, Пахмутова с Добронравовым написали две совершенно пронзительные песни. Для вас - "Мелодия" ("Ты - моя мелодия, я - твой преданный Орфей..."), а для Тамары Ильиничны - "Прощай, любимый" ("Весь мир наполнен песней лебединой, прощай, любимый, мой неповторимый...").
- Расставаться мы много раз собирались - это по молодости было. Я даже Гейдару Алиевичу однажды сказал, дескать, все, больше не могу, но услышал: "Смотри! Если сделал одну ошибку, когда женился, не соверши вторую, поспешив развестись". Мудрейший был дядька!
- Это правда, что дома Тамара Ильинична называет вас Митей, Кутей и Тяпой?
- У нас было много прозвищ - некоторые я уже и забыл. Все время импровизируем...
"НЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ЛЮДИ ВИДЕЛИ, КАК СТАРЕЕТ АРТИСТ И ЕГО ГОЛОС, - ПУСТЬ ЗАПОМНЯТ НАС МОЛОДЫМИ"
- Вы, человек с потрясающим голосом, который и сегодня звучит, всякий раз повторяете: "Свое я уже отпел" - и наотрез отказываетесь выходить на сцену. По-вашему, это правильно?
- Абсолютно. Не нужно, чтобы люди видели, как стареет артист и его голос - пусть запомнят их молодыми. Да, я и сейчас могу спеть, но лучше не надо - уже не мое время...
Некоторые коллеги моего возраста считают, что они в форме... Ну, скажем, Левка Лещенко прекрасно, великолепно выглядит, и я не вижу какого-то диссонанса между нынешней молодежью и им, а вот я петь рядом с детишками не хочу... Когда еще лет пять назад выходил в концертах, всегда просил: "Только поставьте меня вначале" - чтобы молодежь шла потом...
Мне говорили: "Перед вами только балет", но когда за кулисами я видел девочек и мальчиков, меня пот прошибал. "Господи, - думал, - зачем я здесь? Что тут делаю?".
- Вы как-то заметили: "Я, простите за сравнение, как соловей: хочу - пою, хочу - не пою", но, извините, народный артист Советского Союза Марк Рейзен выходил на сцену Большого и в 90 лет...
- Во-первых, это артист Большого театра, а там, если звучишь, можно работать сколько угодно. Тот же Лемешев в 70 лет, по-моему, пел Ленского.
- И еще звучал?
- Вполне, но это театр, а эстрада - дело другое, тем более что песни мои о любви. Если бы о чем-то другом, еще можно было бы подумать, но петь об ушедших чувствах, о каких-то по этому поводу сожалениях незачем.
- Это правда, что в свое время Александр Зархи пригласил вас сыгарть в "Анне Карениной" Вронского, а Леонид Гайдай предложил роль Остапа Бендера?
- Предложений действительно было много, например, Григорий Рошаль звал на роль поэта Гервега в фильме про Карла Маркса, который вышел под названием "Год как жизнь".
- Вы отказались?
- Да. Это не мое дело, я никогда в таком кино не снимался. Сейчас смотрю некоторые картины и вспоминаю: "Вот тут должен был главную роль играть". Ну зачем мне пробоваться, импровизировать на площадке, когда для этого есть прекрасные киноактеры? А роль Низами мне подошла, потому что картина спокойная, философская - там ни скакать не надо было, ни прыгать. От меня требовалось только с умным лицом с утра до вечера изрекать мудрые мысли.
- Бог наделил вас множеством талантов: вы и музыку пишете, и лепите, и рисуете, и в интернете "гуляете". Как удается вам все это сочетать?
- Хорошо, что скучать не приходится. Я, например, никогда не думал, что смогу освоить компьютер. Мне сказали: "Попробуйте, просто для интереса"... Вначале поставил программу, чтобы записывать музыку: "макинтош" подсоединен у меня к "клавишам", которые могут заменять любой инструмент, а потом потихонечку-потихонечку в интернет вышел.
- В общем, современный вы человек. Цитата из Муслима Магомаева: "Выпить всегда любил, еду острую тоже, курю по три пачки сигарет в день". Как ваши вредные привычки сочетаются с таким божественным голосом?
- (Улыбается). Сочетались.
- Не прибедняйтесь, Муслим Магометович! Последний вопрос. Вы всегда говорили, что ваш жизненный принцип: "Не жди, не бойся, не проси!". До сих пор ему следуете?
- У кого мне и что просить? Зачем? Не надо - я в этом отношении человек гордый. Всевышний мне дал много - об этом я каждый день вспоминаю, молюсь и говорю ему: "Спасибо!", поэтому, надеюсь, он меня не оставит.
- Вы знаете, я твердо убежден, что гений, великий артист вправе услышать о себе добрые слова не в эпитафии, а при жизни и в глаза. Пользуясь случаем, хочу вам их передать от миллионов людей, которые по-прежнему вас обожают...
- А можете написать это потом, без меня? Спасибо и вам! Мне всегда приятно с вами общаться, я с удовольствием вспоминаю наши встречи и в Киеве, и в Москве, постоянно сижу в интернете на вашем сайте и слежу за вашими интервью. Всего вам хорошего, а теперь давайте поедем куда-нибудь пообедаем.
