На сайте www.kommersant.ru опубликован материал " Женщина и лев" известного азербайджанского писателя Максуда Ибрагимбекова.
" Жизненный опыт позволяет мне сказать, что я человек с развитой интуицией. У меня просто обостренный нюх на будущие неприятности, и больше ни на что другое. Никакого удовольствия я при этом не получаю. То есть я ни разу еще не ощутил радостного предвидения каких-то приятных событий, вроде нежданного поцелуя прекрасной женщины, карточного выигрыша или вручения мне премии. Зато всем нутром чувствую приближение мелких и крупных проблем в диапазоне от пяти секунд до нескольких часов. Вот и сейчас, стоило телефону зазвонить, а я уже знаю, что ничего хорошего этот протяжный междугородный звонок не сулит. Звонила из Ялты Ирина Тарковская, режиссер-постановщик фильма "Пусть он останется с нами". С места в карьер попросила, чтобы я немедленно прилетел в Ялту. Чувствовалось, что она чем-то очень взволнована... Сказала, что завтра же по ее просьбе в Ялту обещали прилететь художник фильма Константин Щербаков и композитор Ирина Овчинникова. Понятно стало: дальнейшие съемки фильма находятся под угрозой срыва, экстренно нужна помощь, иначе картину придется закрыть. Что там происходит, по телефону объяснить невозможно, я должен увидеть все своими глазами.
- Прилетай завтра,- сказала Ирина,- послезавтра будет поздно.
- Договорились.
Мы познакомились несколько месяцев назад в кабинете директора киностудии. Льняные волосы, наивные зеленые глаза, белое платье со стоячим воротником и гофрированными рукавами делали ее поразительно похожей на куклу Мальвину. Когда она вошла в кабинет, я машинально поискал глазами на полу ее пуделя. Трудно было поверить, что режиссер Ирина Тарковская в работе очень напоминает стальную пружину в мягкой упаковке.
Благодаря звонку этой женщины с кукольной внешностью рухнули мои планы на ближайшую неделю. Мне так не хотелось уезжать из Баку! Сейчас я понимаю, каким я был тогда счастливым человеком. Я был молод и пылко влюблен, как мне тогда казалось, до конца своих дней. Любимая отвечала мне взаимностью, а в коротких перерывах между нашими встречами я с наслаждением работал, как тоже казалось, над главным романом моей жизни. И вот этот звонок из Ялты. И я уже твердо знал, что поеду. Придется.
Но я даже приблизительно не мог представить себе ситуацию, на которую мог бы повлиять сценарист, после того как фильм запущен в производство. При всем моем почтении к профессии сценариста, должен все-таки подтвердить, что кино делают режиссеры. Любой, даже самый интересный киносценарий сам по себе всего лишь полуфабрикат. И только в зависимости от способностей режиссера у полуфабриката есть шансы стать произведением киноискусства или же превратиться в бездарную поделку, которой в лучшем случае удастся на костылях - поправках худсовета доковылять до проката.
Конечно, режиссер может в случае необходимости пригласить сценариста помочь ему в совместной работе над режиссерским сценарием. Но стадия режиссерского сценария давно миновала. Мы в кабинете Ирины поработали на славу: прошлись по всем эпизодам, заново послушали в собственном исполнении все репризы, диалоги и реплики. Это было два месяца назад.
Накрапывал мелкий противный дождик, когда я прикатил из аэропорта Симферополя в Ялту. У входа на киностудию стояли два человека и курили. Это были оператор фильма Валдис Велдре и директор картины Николай Морозов. Сутуловатый Валдис был ростом под два метра, он был глуховат и, разговаривая, нагибался к собеседнику.
- Там напряженная обстановка,- объяснил он мне полушепотом.
- Если в двух словах, Тарковская запретила Валдису и мне разговаривать наедине,- сказал Морозов, и в голосе его звучала горечь,- потому что мы "интриганы и пытаемся сорвать съемки". Разговаривать нам дозволено только в ее присутствии. Иначе обещала выгнать нас к чертям собачьим.
- Так и сказала, к "чертям собачьим"? - усомнился я.
- Если быть точным, она объявила, что если еще один раз узнает, что мы втайне от нее обсуждаем проблемы, связанные с производством фильма, и вообще остаемся наедине, она как режиссер-постановщик поставит перед руководством фильма вопрос ребром: или она, или мы,- объяснил Валдис.
- Мы-то не пропадем, ну останемся на время без зарплаты, в конце концов, нас могут перевести на другую картину, а вот фильм могут закрыть,- сказал Морозов.- Столько лет работаю директором картины, такого позора еще не случалось, чтобы картину закрыли. Потом не отмоешься.
Морозова я знал давно. Он фанатично любил кино и с благоговением относился к режиссерам-постановщикам, с которыми ему доводилось работать. Часто приходил на съемочную площадку и подолгу с интересом наблюдал за происходящим, хотя в служебные обязанности директора картины это не входит. В памяти остался случай, происшедший на съемках одного научно-фантастического фильма. В разгар съемок режиссер попросил Морозова построить 14 ветряных мельниц для планеты-близнеца нашей Земли, в одной из удаленных Галактик. Ветряных мельниц не было в утвержденном режиссерском сценарии, и уж, конечно, их строительство не было предусмотрено сметой. Но отказать режиссеру Морозов не мог. Ему удалось каким-то непостижимым образом найти деньги и в назначенный срок 14 ветряных мельниц стояли в звездной пустыне. Провернуть такую, можно сказать, противозаконную операцию было делом невероятно трудным.
Я попросил Морозова провести меня в комнату съемочной группы, но он объяснил мне, что режиссер находится в большом павильоне, где с минуты на минуту должно начаться совещание.
В освещенной середине павильона, края которого растворялись в полутьме, стояла клетка со львом. Это был очень большой лев. Не обращая внимания на присутствующих, он крепко дремал, положив огромную голову с густой гривой на передние лапы. Недалеко от клетки сидело несколько человек. Кроме оператора и директора в совещании участвовали заместитель директора киностудии, начальник безопасности и дрессировщик львов. Я подсел к Щербакову и Овчинниковой, прилетевшим сегодня в Ялту так же, как и я, по зову Ирины. Наша "группа поддержки" была готова выступить, хотя один из участников, это был я, не совсем точно представлял себе, о чем пойдет речь.
Совещание открыла Тарковская. В своем вступлении она сказала, что рада участию в обсуждении проблемы авторской группы фильма, которая, наверное, не хуже технических работников представляет себе, как должны выглядеть достоверные сцены. Дальше режиссер рассказала, в чем суть конфликта, поставившего под угрозу создание фильма, а следовательно, и финансовое благополучие Ялтинской киностудии.
Итак, в соответствие с сюжетом в кульминационной сцене главный герой фильма - мальчик ночью впускает в дом одного из двух львов, сбежавших из зоопарка. Мальчику известно: этой ночью вся городская милиция поднята на ноги. Одного льва вооруженные автоматами милиционеры застрелили, теперь они повсюду разыскивали второго. Его-то и впустил в дом герой. На первом этаже загородного коттеджа предстояло снять сцену общения двенадцатилетнего человека с испуганным зверем. Больше всего мальчику хочется спасти льва и сделать так, чтобы его благополучно вернули в зоопарк. Пока лев ест предложенное ему мальчиком угощение, тот пытается дозвониться до своего отца, начальника городской милиции, и уговорить его отменить охоту, так как лев этот испуган, измучен и ни на кого не собирается нападать.
Ирина объяснила, сцена получится достоверной, если мальчик и лев снимутся вместе в одном павильоне. Добиться достоверного эффекта при помощи комбинированных съемок, монтажа и других вспомогательных средств, на ее взгляд, невозможно. В довершении она заявила, что отказывается подчиниться произволу.
"Интриганы" Морозов и Велдре хранили молчание, зато все остальные говорили сразу. Главная мысль, прозвучавшая в выступлениях представителя администрации киностудии и инженера по технике безопасности, свелась к тому, что никто из них ни при каких обстоятельствах не разрешит находиться в одном пространстве мальчику и льву. И им обоим даже странно слышать, что режиссер-постановщик на этом настаивает. Затем выступил дрессировщик. Он сказал, что лев, которого сейчас видят присутствующие, уже достиг преклонного возраста, а львы, даже хорошо дрессированные, к старости часто становятся раздражительными.
- Если его будут снимать напрямую в контакте с актером, я официально снимаю с себя всякую ответственность! И льва к съемке не допущу,- закончил дрессировщик.
И тут режиссер Тарковская неожиданно для всех стремительно сорвалась с места, и подбежав к решетке, резко откинула щеколду и распахнула дверь клетки. Добежав до льва, она обеими руками вцепилась ему в гриву и всем телом стала раскачиваться вместе со львиной головой:
- Да разве он кус-сается!? - в неистовстве закричала она.- Кто говорит, что он кус-сается!?
Лев издал громкий звук, напоминающий хрюканье, затем, не оглядываясь, проворно отполз от Ирины. У противоположной стенки клетки он встал во весь рост и не моргая уставился на Тарковскую, но и она неотрывно смотрела на него своими прозрачными зелеными глазами. Можно сказать, что именно в этот момент экстренное производственное совещание закончилось - лев испугался
А потом в строгом соответствии с производственным планом возобновились съемки. Режиссер-постановщик, оператор с камерой, директор картины и, самое главное, мальчик, лев и режиссер благополучно работали в едином замкнутом пространстве павильона. Все остальные члены группы, в том числе родители мальчика и пожарные с брандспойтами в руках, стояли за массивной решеткой. Все прошло благополучно. Лев покорно выполнял указания дрессировщика. Иногда Ирина обращалась к нему напрямую сама. Наверное, с точки зрения науки это необъяснимо, но лев внимательно слушал Ирину, и, это факт, его передвижения в павильоне совпадали с теми, что требовались по сюжету. Ирина все время не отходила от мальчика и из-за этого даже два раза сама попала в кадр. Пришлось переснимать. Мальчик льва не боялся. Под прицелом брандспойтов он разговаривал, угощал его со сковородки, а один раз даже погладил ему спину. На взгляд режиссера, это был компромисс. Ирине хотелось, чтобы мальчик обнял льва, со слезами на глазах прижался бы к нему всем своим тщедушным тельцем и при этом нежно погладил ему гриву. Но дрессировщика ее намерение до того расстроило, что он осмелился ей почтительно возражать и тут же, на съемочной площадке, потерял голос. Кажется, это произвело на нее благоприятное впечатление, потому что, пристально глядя на покрасневших оператора и директора картины, она, раздельно и четко произнося слова, сказала дрессировщику, что он по нынешним временам на редкость добросовестный и порядочный человек, настоящий джентльмен. Тарковская попросила его впредь беречь себя и по пустякам так сильно не волноваться. Инженер по технике безопасности официально объявил, что снимает себя всякую ответственность за творящееся безобразие, и направился в дирекцию с рапортом и требованием остановить съемки. По слухам дирекция морально его поддержала, но производство не остановила.
На съемку "львиных" сцен ушло еще несколько дней, а затем наступил день прощания. За львом приехала машина с клеткой. Его провожала вся съемочная группа в полном составе. Ирина вытирала слезы кружевным платочком и была снова очень похожа на куклу Мальвину.
Спустя полгода, принимая поздравления на премьере в Доме кино, она заявила со сцены, что очень большая заслуга в создании фильма принадлежит директору картины Морозову, оператору-постановщику и т. д. по короткому списку. Льва она не упомянула".