В 2023 году, который распоряжением Президента
Азербайджана объявлен «годом Гейдара Алиева», мы начинаем
публикацию уникальных бесед Народного писателя Азербайджана Эльмиры
Ахундовой с родными и близкими, соратниками, сослуживцами
общенационального лидера.
На протяжении 15 лет, пока шла работа над многотомником «Гейдар
Алиев. Личность и эпоха», Эльмира ханум общалась с огромным кругом
людей. Сегодня в ее архиве – около 150 интервью и бесед, которые
представляют исключительную ценность для нашей истории. Особенно
если учесть тот печальный факт, что большинства этих людей уже нет
в живых. И их бесценные воспоминания о Гейдаре Алиеве сохранились
только на бумаге.
Публикация материалов, любезно предоставленных нам народным
писателем, будет продолжаться весь 2023 год.
Рамиз Таривердиев - журналист, работал заместителем главного редактора газеты «Бакинский рабочий». В 1976 году Р.Таривердиев был утвержден помощником Г.Алиева по идеологии, науке и образованию.
Алиев и пресса в 70-е годы
Эльмира Ахундова - Мои старшие коллеги-журналисты, работавшие в республиканской и союзной прессе в 70-е годы ХХ века, с восхищением отзываются о таких качествах Алиева-руководителя как его несомненная доступность для представителей СМИ и наличие постоянной «обратной связи» с первым секретарем ЦК. Каждый мало-мальски талантливый журналист мог быть уверен: если он опубликует стоящий материал, Гейдар Алиев его несомненно прочитает, сделает выводы, может статься, даже позвонит и лично поздравит автора.
А вообще, именно тогда, в условиях цензуры и тотального контроля, пресса была настоящей «четвертой властью», одним из самых действенных средств для привлечения внимания общества к тем или иным проблемам и, главное, инструментом решения этих проблем. Может, вспомните что-нибудь по этому поводу?
Рамиз Таривердиев - В 1973 году я был назначен заместителем главного редактора газеты «Бакинский рабочий» и вместе с Вагифом Гусейновым, который утверждался на должность главного редактора «Молодежи Азербайджана», был принят первым секретарем ЦК КП Азербайджана.
Почти час шла беседа о задачах прессы, ее роли в освещении процессов, которые в то время происходили в республике. Гейдар Алиевич, помнится, говорил, что публикации нашей печати должны быть более острыми и критическими. Шла борьба с негативными явлениями. Он нас наставлял: «Никого и ничего не бойтесь. Газета должна быть острой. В случае чего я стою за вами».
А мне только этого и надо было. Я часто оставался за главного, когда Окулов бывал в командировках.
Как-то у нас был подготовлен материал типа фотофельетона. На целую полосу - о балконах, уродующих облик Баку. Тогда велась борьба против самостроя, самовольного закрытия балконов. И наш корреспондент сделал снимков 10 такого самовольства. Месяца два главный редактор держал этот материал, не говоря ни «да», ни «нет». Там задевались персоналии, назывались конкретные адреса, фамилии, словом, материал получился довольно острым. Окулов был очень порядочным человеком, только уж чрезвычайно осторожным. Ну что ж, у него была своя правда – он к этому времени большую жизнь прожил и всякое повидал. А мы - помоложе и, что называется, похамоватее, на грани максимализма воспринимавшие несправедливость. К счастью, мы переживали тот период, когда эти качества оказались востребованы.
Когда Окулов куда-то в очередной раз уехал, весь этот негатив пошел в печать. На следующий день состоялся пленум по вопросам идеологии, на котором я присутствовал вместо главного редактора. Завершился пленум часов в 7 или 8 вечера, оттуда я поехал в типографию. В общем, домой попал лишь в одиннадцать, начале двенадцатого ночи. Приезжаю, а жена говорит, что Эмиль прибегал, тебя ищут из ЦК, звонили из приемной Гейдара Алиева. Я жил в доме работников издательства в поселке Мусабекова. Там тогда «воздушки» ставили, и в нашем доме телефон был только у Эмиля Агаева, собкора «Литературной газеты». Бегу к Эмилю. Тот тоже взволнован. Говорит, что ему поручили меня срочно найти. Звоню я по оставленному номеру и осторожно так спрашиваю (думаю, чем черт не шутит, может, пошутил кто?): «Приемная Гейдара Алиевича?» - «Да». - «Я Рамиз Таривердиев, из “Бакинского рабочего”. Меня кто-нибудь спрашивал?» - «Подождите». Раздался какой-то щелчок, и вдруг слышу в трубке голос Алиева: «Здравствуй. Ну, как ты?» Я весь холодной испариной покрылся, что там, думаю, мои напортачили. Я-то на пленуме второй день сижу, а газету сегодняшнюю еще толком не видел. А он, оказывается, по поводу этого фотофельетона. «Читал я ваш фельетон!» Ну, думаю, все, погорел! «Ну что могу сказать? Молодцы! Дали им как следует. Так и надо действовать, повторяю, никого не бойтесь». В общем, сказал мне еще что-то ободряющее. Несколько дней я от гордости на седьмом небе был.
На моей памяти критические публикации «Бакинского рабочего» не раз рассматривались на Бюро, с выводами, последствиями. Эти материалы нам никто «сверху» не заказывал. И никто не указывал: вот этого надо «разбомбить», того раскритиковать. Напротив, порой такие публикации шли вопреки.
Помню, мы опубликовали сразу три материала Олега Зейналова. Он у нас занимался экологией и писал очень остро. В своих публикациях он раскрыл механизм браконьерства, который в то время процветал в Шамхоре и на котором наживались большие деньги. Дело в том, что от Шамхорской ГЭС до впадения Куры в водохранилище в Мингечауре - километров 16-17. И вот на час-два останавливали Шамхорскую ГЭС, река на этом отрезке мелела, туда подъезжали грузовики, собирали рыбу, которая там билась. И два-три грузовика переправляли в Грузию. Эта публикация прошла в «Бакинском рабочем». Ее обсуждали на Бюро, первому секретарю Шамхорского райкома тогда дали строгий выговор, кого-то из руководителей хозяйств сняли с работы. Такое часто случалось
Алиев и борьба с антиподами
Э.А. - Как относились вы, люди идеологического фронта, творческая интеллигенция, к тому, что началось в республике? Эта борьба действительно воспринималась как очищение, действительно ли ее поддерживал народ?
Р.Т. - Да, народ в массе ее поддерживал.
Э.А. - А после того, как эта борьба началась, после того как людей стали сажать, снимать с работы и пр., что-то изменилось? Сыграла эта борьба свою роль в оздоровлении обстановки?
Р.Т. - Во всяком случае, это не давало нравственности упасть до такой степени, какую мы наблюдали впоследствии. Хотя этот вопрос я в частной беседе ему задал. Мы сидели с Гейдаром Алиевичем как-то вечером, готовили очередной доклад. Я тогда года два с ним уже поработал. И решился задать этот вопрос: «Есть ли смысл в этих крутых мерах? Количество-то взяточников, мздоимцев не уменьшается. Опять материал пришел: только этого сняли, другой на том же месте проворовался. Конца этому не видно».
Он ответил: «Понимаешь, это очень сложный вопрос. Если бы не велась эта борьба, то эти процессы бы нарастали и приобрели бы массовый характер».
Да, при Алиеве тоже воровали. Но воровали с оглядкой, с верхней планкой. И на это были и объективные, и субъективные причины. Во-первых, тогда существовало чувство ответственности, был контроль за каждым сверху донизу. А на бытовом уровне существовало чувство страха. Это мощный сдерживающий фактор. Таким образом, чувство ответственности заставляло его работать, а страха – пореже лазить в государственный карман. За год человек пять-шесть секретарей райкомов «прокалывались» и в зависимости от степени вины им или объявляли строгий выговор, или снимали, или даже возбуждали уголовное дело. То же и в отношении министров. То есть неприкасаемых почти не было.
Э.А. - А не было ли нарушения законов при борьбе с нарушениями законности? Не принимала ли борьба с коррупцией характер компании? Не было ли подлыжных обвинений?
Р.Т. - Такого не было. Вина каждого человека доказывалась. Может быть, были какие-то частные случаи.
Э.А. - В одном из своих выступлений он сказал, что «борьбу со взяточничеством нужно продолжать настойчиво и беспощадно, ибо эта болезнь оказалась, к сожалению, очень живучей». Эта фраза о многом говорит. Ранее он говорил более оптимистично. Он в последние годы не сомневался в бесперспективности этой борьбы?
Р.Т. - Нет, не сомневался. Он шел напролом, до конца. Он очень много врагов себе нажил. Была статья в «Литературке» «Пусть справедливость верх берет!» Перед публикацией Алиев мне дал ее прочитать и спросил: «Ну как?» - «Не знаю, Гейдар Алиевич, очень уж острое интервью». - «Ну и что? Кого мне бояться?» Он уже был кандидатом в члены Политбюро. И эта статья в союзном масштабе вызывала огромный резонанс. И был огромный поток писем, совершенно никем не организованных, очень искренних. Писали Алиеву одобрительные письма, например, группа офицеров из армии, рабочие с какого-то предприятия. Мол, надо положить конец воровству, взяточничеству, вы правильно ставите вопрос и т.д. и т.п. Таких примеров ведь больше по стране не было.
Кстати, на официальном уровне он одобрения, во всяком случае гласного, своей борьбе с негативными явлениями не получал. Помните три приезда Брежнева в Баку? В своих выступлениях тот говорил об успехах Азербайджана в самых разных сферах. Говорил и о недостатках – опять же в народном хозяйстве. И только о борьбе Алиева с коррупцией умалчивалось, поддержки не было, хотя нам всем, и ему, конечно, хотелось это услышать. Ни в одном выступлении, ни в одном документе ЦК КПСС никто опыт Г.Алиева не пропагандировал.
Э.А. - Обидно, конечно. Только в эпоху «перестройки» начали об этом говорить. Да и то все Лигачеву с Горбачевым приписали.
Р.Т. - Я некоторое время курировал Академию и вузы. И 90 процентов времени я проводил в докладах, нас заваливали письмами, анонимками о взяточниках. Министром высшего образования был Курбан Алиев, генеральным прокурором Гамбай Мамедов и министром МВД Ариф Гейдаров. Я спрашиваю у завотдела, что мне с этими письмами делать? Мне посоветовали направлять эти письма в прокуратуру. Я направляю в министерство. Он мне звонит и говорит: «Чего ты мне эти письма направляешь?» - «А что мне делать?» - «Направляй в прокуратуру. Они же о преступлениях пишут, вот и направляй, чтобы следователи проверили». Я Гамбаю направляю. Тот пришел в ЦК, и мы с ним столкнулись с приемной Даниила Гулиева. «Это ты Таривердиев?» - «Да». - «Слушай, ты парализовал всю работу прокуратуры. Что ты мне посылаешь? Я сейчас доложу Даниилу Гулиеву, Гейдару Алиевичу». - «Ну и говорите. В письме написано, что Н. взяточник. Как я могу проверить, правда это или нет? Для этого у нас существуют правоохранительные органы». Он еще долго на меня злился, никому же неохота с этими письмами возиться.
Э.А. - Зарубежные радиоголоса, в частности, азербайджанская служба радио «Свобода» обвиняли Алиева как раз в этом. Мол, разве только в Азербайджане коррупция, кумовство и прочее распространены? Почему же он один выносит сор из избы и тем самым как бы бросает тень на всю нацию?
Р.Т. - В какой-то беседе или выступлении, я уже сейчас не помню, он прямо сказал: это мое убеждение, я всю жизнь на неприятии этого воспитывался. В то время, даже по оценкам западных политологов, наименее коррумпированной считалась система КГБ. Поэтому для него борьба с нечистоплотными людьми была вопросом принципа. Нравилось это кому-нибудь или нет
Как Алиев работал над докладами
Э.А. - В 1976 году вы стали помощником Гейдара Алиева по идеологии, науке и образованию. У Арифа Мустафаева было сельское хозяйство и правоохранительные органы. Кто ему готовил материал, кто был его «мозговым» центром? У него была некая интеллектуальная группа?
Р.Т. - В разные времена было по-разному. На различные совещания мы ему представляли только тезисные материалы: необходимые цифры, факты, фамилии. Как такового законченного текста не было. Все это стенографировалось и потом приводилось в божеский вид для печати. На съезде писателей он выступал по-азербайджански, этот текст ему готовили специально. Для выступлений в Москве тоже все писалось.
Однако самое трудное было подготовить доклад для пленума или съезда. Тут уже текст отрабатывался до запятой, до точки.
Как это происходило? Во-первых, он собирал всех заведующих отделами и объявлял им, что на Бюро принято решение о проведении такого-то пленума. Ориентировочно через месяц. Нужно подготовить по этой теме справки. К работе подключались многие отделы, потому что доклады были разносторонними, охватывались, как правило, все сферы. Параллельно готовились задания нам, помощникам.
Кто входил в группу подготовки и написания доклада? В начале 70-х были задействованы заведующий отделом пропаганды ЦК Теймур Алиев, директор Азеринформа Ефим Гурвич, потом главный редактор «Вышки» Юрий Иванов, заведующий отделом «Бакинского рабочего» Владимир Синицын, Юрий Катков – заместитель главного редактора «Вышки».
Периодически он собирал группу и в общих чертах давал направление. У него все идеи рождались в процессе работы. Иногда он собирал нас и говорил: «Я набросал план, по этому плану будете работать». И протягивал нам пару листов. Это был для нас праздник, потому что по плану-то работать легче. Но, как правило, он нам устно какие-то указания давал.
Возвращались мы с Гурвичем и садились думать. Гурвич говорит: «Пишите план». Несколько дней сводили справки, оформляли в виде доклада. Первый вариант относили ему. Через несколько дней он нас вызывал. Сидит мрачный, недовольный. «Что вы написали? Что за ерунду ты мне принес? Это совсем не то, что я вам говорил!» В общем, устраивал жуткий разнос. «Идите и переделывайте». И вот так эти мучения продолжались до семи раз. Когда он звонил и просил зайти за очередным вариантом доклада, я уже по тону понимал, понравилось ему или нет. Заходил. «Ну вот видишь, это другое дело. Над этим уже можно работать!» - «Слава богу!» - думаю про себя. По этому тексту он составлял четкий план. Это надо убрать, здесь то-то добавить, а почему вы это не отметили, то забыли? Мы все это записывали и потом согласно его указаниям все подчищали и исправляли.
Он читал новый вариант, и мы начинали с ним непосредственную работу над текстом. У него текст и у нас. Мы по нему от абзаца к абзацу идем вместе с ним. Иногда он сам текст правил и нам отдавал со своими исправлениями.
Стенографистки редко привлекались. Хотя иногда присутствовали.
Текст претерпевал изменения до десяти раз. Окончательный вариант принесли. Кажется, все, можно вздохнуть. Не тут-то было. Работа над текстом продолжалась буквально до последней минуты. Ему уже на трибуну идти, а он просит какую-то цифру проверить или что-то еще. Когда все завершалось, у него было благодушное настроение. У нас тем более
Стиль общения
Он мог в минуты откровенности пойти на неформальную беседу, поделиться какими-то мыслями, сомнениями.
Кстати, он никогда не ругался, при мне ни разу не произносил никаких бранных слов. Если сердился на меня, то мог голос повысить. Самое обидное, что мог сказать: «Слушай, ну что ты за упрямый человек! Я смотри, сколько человек перевоспитал, а тебя никак перевоспитать не могу». Из-за мелочей мог разозлиться. Он кнопку нажимает, а я в это время в машбюро или чай пошел выпить. А он меня ищет. Как войду в кабинет, он на меня накидывается: «Где ты был?» Я говорю: «Гейдар Алиевич, доклад в машбюро перепечатывали, я туда ходил». У меня же ни секретарши, ни курьера не было, это сейчас у всех помощников полный штат работников. А тогда все очень скромно было. Когда я про курьера заикнулся, он меня оборвал: «Ну вот еще, барин какой выискался!»
Он меня отчитывает, я оправдываюсь. А однажды осмелился, сказал: «Гейдар Алиевич, я на втором месте по упрямству в мире». - «Как на втором? А на первом кто?» Я молчу. Тут он понимает, в чем огород камешек, и вскидывается: «Иди отсюда!» Но так, незлобливо.
Э.А. - Можно ли его было в чем-то убедить? Слушал ли он оппонента и мог ли согласиться с его доводами?
Р.Т. - Он людей слушал. Мог и с чужой точкой зрения согласиться, только если она была обоснованна и убедительна. Профессионалов он очень ценил и к их мнению всегда прислушивался. Никогда не рубил сплеча, мол, как я сказал, так и будет.
Я с ним, например, мог и поспорить.
После избрания Алиева членом Политбюро
Когда он приехал после пленума ЦК КПСС в Баку, он собрал всех заведующих отделами, секретарей ЦК. Они с цветами его поздравляют, все шутят, смеются. Помнится, он сказал, что это большая честь для меня, что азербайджанца впервые в истории СССР ввели в состав Политбюро. Я сидел там же.
У меня было настроение пасмурное. И поздно вечером, когда все разошлись, я вышел тихо к Арифу Мустафаеву, и вот мы сидим пьем чай и рассуждаем, мол, как это здорово, что теперь будет работать в Кремле и пр. В это время меня ищет Рафаэль, мол, Гейдар Алиевич тебя зовет. Где-то около 11-ти часов вечера. Я захожу, он смотрит на меня и улыбается. Иди сюда, садись. И у нас состоялся такой разговор: «Я тебя так критикую, ты должен бы радоваться больше всех, что я уезжаю. А ты сидишь и чуть не плачешь». - «А чего мне радоваться?» - отвечаю. «Ну, я тебя много критиковал!» - «Нет, Гейдар Алиевич, я скажу откровенно, раз уж у нас такой разговор зашел. Я считаю, что это плохо. Плохо и для республики, плохо и для меня, потому что, как бы вы меня ни ругали, я привык с вами работать. И для вас лично будет плохо». Он удивился. «Почему?» - «Потому что первым лицом вас не сделают, а так как они не привыкли работать так, как вы, вы все время будете для них чужим».
«Ну иди, - помолчав, сказал наконец Алиев. - Я тебя еще вызову».
А потом он еще раз поехал в Москву на сессию, где его утвердили первым зампредом Совмина СССР.
Во время последней беседы с Рамизом Таривердиевым перед отъездом в Москву Гейдар Алиев доверительно сказал ему, что Андропов на выбор предлагал ему три должности: первого зампреда, министра иностранных дел СССР и председателя КГБ СССР и что он сам выбрал первую. Ибо, сказал он, я не дипломат, а от работы в органах давно отошел.
Наверняка, Г.Алиев не сказал помощнику всего. О той договоренности, которая более чем вероятно была между Алиевым и Андроповым. Тихонов был стар, болен и его требовалось заменить на более молодого и энергичного главу правительства. Наверняка, Алиев рассматривал свою новую должность как трамплин перед прыжком в кресло Председателя Совета Министров СССР. Увы внезапные смерти двух генсеков – Андропова и Черненко – не позволили свершиться этим планам.