Он красив, молод, его полюбили миллионы. А это трудно, когда бабушка - великая Эдита Пьеха, а мама - Илона Броневицкая. И все-таки из всех "фабрикантов" он выделяется и голосом, и манерой исполнения, и интеллигентностью. Сказываются корни.
- Стас, с какого возраста вы себя помните?
- Меня достаточно рано отправляли во двор. За мной наблюдали в окно, я был в песочнице. Когда ребенок остается в песочнице и за ним присматривает куча разных мам, нет ничего плохого. Кроме того, что тебе могут дать по голове твои же сверстники. Помню, мне подарили говорящего медведя. Желтого цвета почему-то, гепатитом болел, наверное. Когда ты его наклоняешь, он издавал звук наподобие рыка. Город Биробиджан помню. Я шлялся один, и вдруг перед залом какие-то клоуны проводили конкурс юных дарований. Я пришел, всех удивил. Буквально за двадцать минут выиграл конкурс, пришел с призом. Потом я залез на крышу, подружился с местными пацанами и кидался кирпичами в прохожих. Это, пожалуй, самое плохое, что я в жизни делал. И хоть ни в кого не попал, приехала милиция, и меня сняли с крыши. Потом бабушка сказала мне все, что обо мне думает. Это было, когда я был маленький.
- Вы ездили с мамой на гастроли?
- Меня не с кем было оставить. Ездил я лет до семи. Потом я хотел пойти в армию. Мне снилась армия, война. Я боец по натуре. С детства во дворе дрался. Ко мне было предвзятое отношение. Я жил сначала с мамой, но у нее было много работы, потом переехал к Эдите, где-то лет с семи. Я был сам по себе, никакого блата, я самодостаточен. Раньше пытался кому-то что-то доказать, сейчас я перестал.
- Какие люди, окружали вас в детстве?
- Мне было лет пять, когда я видел последний раз Броневицкого, потом он жил с другой женщиной. С Броневицким у меня одна история связана. У нас был хутор тогда. У нас вообще было много разных мест, где мы могли отдыхать. И был домик на Украине, в горах, в Карпатах. Это по линии Броневицких, Эрика Карловна у нас была прабабушка. И вот на хуторе лежит Броневицкий, загорает на солнце, он с пузцом. Я беру лягушку здоровую и сажаю ему на пузо. Броневицкий открывает глаза и с криком бежит. Я получаю по заднице. Еще помню, что он был очень веселый, юморной человек. Это все, что я о нем помню.
- Домашняя обстановка какой была?
- У нас дома был постоянно карнавал. Телевизионщики, журналисты, артисты, поклонники, профессора. Речи хвалебные в адрес Эдиты. Я с тех пор терпеть не могу застолья. Я за столом не сидел, пакостничал: тапки таскал, под столом ползал. Когда стал старше, просто уходил из дома, мог у друзей пожить. Эдита на гастролях постоянно, дома много народу, какие-то взрослые дела. Мне надоедало. Уходил, возвращался через неделю. Иногда милиция искала. Я до сих пор ценю свободу. Там были люди, которые меня воспитывали, они волновались за меня. У меня были няня и гувернантка, они уроки мне помогали делать - до того момента, когда мне надоело их делать. Какое-то время я не учился, в школу ходил, конечно, но уроки не делал. Такие способы доказать всем, что я совершенно самостоятельная фигура. Курил. У меня были свои каналы, чтобы добыть сигареты. Эдита никогда не курила, а мама курила, но потом бросила. Я тоже давно не курю, а курил лет с восьми. Алкоголь был позже, да я и не был дружен с алкоголем. Конечно, я вуалировался, но мамы с бабушкой часто не было дома. Когда же были, я часа три прогуливался, чтобы не оставалось никакого запаха. Я счастлив, что я не рос бабушкиным сынком, а рос на улице. У меня очень умная мать, бабушка, на которую равнялось полстраны, такая интеллектуальная среда. Мне это пошло на пользу.
- А мама или бабушка воспитывали вас нравоучениями?
- Бывало, почему нет. Отчим как-то пытался пару раз взять ремень, я отбивался от него клюшкой из-под кровати. Приходили гости, меня выставляли перед гостями, чтобы я что-то рассказывал, шутил. Еще в детстве я все это ненавидел. Я все отрицал. Зато в детстве я рассказывал сказки постоянно родителям. Мог по два, по три часа рассказывать. Думаю, ребенком я был беспроблемным, а подростком - трудным. Я не был очень громким. Моя сестра младшая очень хорошо училась, но она была всегда очень громкая, шумная, ее всегда было очень много. А я был даже немного в себе. Наверное, мальчики в том возрасте немного более замкнуты, чем девочки.
- Как вы относились к маминым мужьям?
- К маминым мужьям я относился совершенно нормально. У меня не было: один - плохой муж, другой - хороший, люблю того, не люблю другого. Я до сих пор говорю, что у кого-то один папа, а у меня три. У меня больше людей, которые меня любят, которых я люблю и с которыми могу пообщаться. В этом смысле у меня плюс. С моим основным папой я только в четырнадцать лет нашел общий язык, впервые увиделся с ним. До этого я его видел только на фотографиях. Просто у меня был папа, который уехал в Литву, когда я был крошечным, и я его не видел. Потом был отчим. Один родной, потому что он мой биологический отец, второй - потому что в детстве меня воспитывал. Третий был со мной весь период взросления.
- От кого исходила инициатива встречи с вашим отцом?
- Я сел в поезд и уехал в Вильнюс. На перроне ждал отца. На фотографиях я видел одного человека, а увидел другого. Я сначала подумал издалека, что это профессор какого-то университета. Весь в белом, как в кимоно, с большой бородой и большим пузом. Он режиссер по образованию, человек творческий, сложно было не узнать. Пришли домой, он говорит: "Стас, ты куришь?" - "Да" - "Давай покурим с тобой. Хочу покурить со своим сыном". Потом пошли музицировать, стихи прочитал. Он сказал, что я не так пою. До сих пор говорит, что я не так пою.
- У вас все воспитание происходило вне дома?
- Бабушка всегда была очень открытая, люди приходили к ней по делу, заканчивалось это посиделками, потом ежедневными приходами в гости. Мне это не очень нравилось, потому что маленькому мальчику хочется больше времени, которое уделяется ему лично, а Эдита не могла никому отказать. Сама готовила курицу, какие-то французские блюда. Причем готовили все: заходишь на кухню, а там десять человек стоят, и каждый свое готовит. Я заходил, воровал еду и уходил. Там шампанское, слушают Эдиту, аплодируют, а я у себя в комнате играю в морской бой. Я был автономен.
- Когда вы начинали, наверняка говорили: внук Пьехи...
- До сих пор так говорят. Некоторые даже ненавидят. Но есть те, которые ходят на концерты, они так совершенно не думают. Это даже не поклонники - единомышленники, которые понимают, что это твое. Поэтому бог ними, любят или ненавидят. Если ты всю жизнь жил в артистической среде, тебе это органично, и ты всю жизнь в этом купаешься. Наоборот, тебе легче. Династии на эстраде - это очень здорово, с генами ты впитываешь музыкальность. Я жил сначала с мамой, но у нее было очень много работы, потом переехал к Эдите, где-то лет с семи. Я был сам по себе, никакого блата, я самодостаточен. Раньше пытался кому-то что-то доказать, сейчас я перестал.
С кем я только не сталкивался у бабушки. Например, Иосиф Давыдович Кобзон для меня большая величина, не только в шоу-бизнесе, но и в человеческом плане. Величина. Человечище. Я очень хотел бы узнать Муслима Магомаева. С Гагариным Эдита общалась, говорят, что даже роман был у них. Как я один раз шутил, что я мог быть внуком Гагарина, но не срослось. С Эдитой у меня достаточно откровенные отношения. В силу того, что мы мало общаемся, не все мы успеваем рассказать друг другу, но ничего не скрываем. Я не воспринимаю ее как бабушку, воспринимаю как ближайшего родственника, молодого духом, коллегу. Она женщина, а женщина не может быть бабушкой, это уничижает ее достоинства.
Источник: www.rodgaz.ru