БАКУ /Trend Life/ - Солистку Азербайджанского государственного академического театра оперы и балета, заслуженную артистку Фариду Мамедову можно смело назвать одной из самых активных вокалисток. Обладательница великолепного сопрано, исполнительница ведущих партий в операх Моцарта, Беллини, Верди, Бизе, Пуччини, Леонкавалло, Чайковского, Магомаева, Мустафаева, Ализаде и других авторов постоянно в творческих проектах, которыми «балует» почитателей хорошего классического репертуара - в том числе и на сцене отечественного театра, где в прошедшем году блистательно выступала в репертуарных новинках, некоторые из которых стали премьерными.
- Прошедший год стал годом возрождения некоторых ваших партий прошлого: Манон Леско из одноимённой оперы Дж. Пуччини, графиня Розина в «Свадьбе Фигаро» и Фьордилиджи из «Так поступают все» В.А. Моцарта. А значит новое прочтение неизбежно?
- В случае с «Манон Леско» – это был дебют. Хотя над партией, конечно, работа началась давно. И когда представился случай вновь вернуться к ней после пандемического коллапса, переосмысление коснулось не только восприятия сценического образа. Но и себя как личности. В момент разучивания роли иногда возникает ощущение, что на главные вопросы ответы уже найдены и выстраивается стройная причинно-следственная цепочка из мыслей, чувств и поступков твоей героини. И лишь отыграв однажды на сцене, понимаешь, что на самом деле все гораздо глубже… или, наоборот – проще.
И тут уместно прекрасное наставлениe коучей и режиссёров, работающих с певцами над ролью: «Убери весь свой жизненный опыт!», намекающее на то, что мы, певцы, в силу физиологических и технических требований обращаемся к эмоционально тяжёлым партиям лишь в зрелом возрасте, тогда как наши персонажи – юноши и девушки лет 16-18 – подчас являются заложниками максимализма, идеализма. А иногда умиляют или даже бесят нас откровенно глупыми поступками…
В таких случаях я всегда задаю себе вопрос: «Про что мне эта роль?... Чему она учит меня на данном этапе жизни?..». И я начинаю идти от обратного – я как бы забираю у своей героини ту часть себя, которая во мне как личности ещё не была раскрыта. Обогащаясь сама новыми гранями, я прихожу к пониманию своего персонажа и тогда рождается новое прочтение, которое резонирует с состоянием моей души «здесь и сейчас».
- Инструмент вокалиста – голос. Но в его случае полное отсутствие «механики». Он – живой и порой зависит от самочувствия своего обладателя. Как у Вас с ним «выстраиваются взаимоотношения»? Конфликты случаются? Что такое «быть не в голосе»?
- У меня очень чувствительный аппарат, как говорят в народе – «природная постановка», и, как всё натуральное, он тут же выходит из строя при малейшем отклонении от нормы. Поэтому в моём случае, инструкция по его эксплуатации должна соблюдаться идеально, а техника постоянно шлифоваться… Мы с годами научились дружить и лучше понимать друг друга. Голосу нужно доверять, как доверяешь рукам и ногам. Подчас это дает гораздо больше пользы, чем попытки его контролировать и трястись над ним сверх меры. Но доверие, конечно, подразумевает колоссальную дисциплину. Я убеждена, что на сводных репетициях (при условии, что вокалист физически здоров и выступление ещё не завтра...) петь вполголоса или на октаву ниже - не только неуважение к профессии и коллегам, работающим в одной связке с тобой, но и бессмысленно, т. к. партия должна «впеваться», полноценно сажаться на дыхание, создавая рефлексы. В противном случае у артиста – порой даже у опытного – создаётся иллюзия, что на сцене у него все получится само собой. А в реальной жизни человек выходит петь и впадает в панику, так как мышечная память не сформировалась, дыхание не держит и голос может выкинуть всё, что угодно… Чаще всего такое ослабление внутренней дисциплины и означает «быть не в голосе». Но, разумеется, есть и масса внешних факторов. Певец – это не всегда лишь прекрасные вокальные данные. В первую очередь – это стрессоустойчивость и крепкое здоровье.
- В опере, помимо вокала, подразумевается и актёрская игра. Иногда порой даже сопряжённая с «острыми» выражениями эмоций. Как, например, в «Сельской чести», когда Вас неоднократно «роняли на пол». Наверное, у оперных есть особые лайфхаки для таких случаев, когда надо петь в положении, не располагающем для этого? Случались ли курьёзы? И имеет ли возможность солист изменить сценографию под собственное удобство?
- Да, сопрановым героиням чаще всех достается в этом смысле… Их любят «ронять» – и физически, и морально… В каждой опере приходится умолять партнёра либо не оставлять тебя, либо оставить с другим. Сопрано в опере – это «умирающий вид». Если либретисту не удается выдать ее замуж, она прощается с жизнью и, как правило, это процесс долгий и сопряжённый с рядом чисто технических аспектов и «предсмертных» мыслей: удобно ли тебя держит партнёр, слышишь ли ты оркестр, под каким углом твоя голова видна из зала, придётся ли отползать незаметно назад, если в финале упал за границу занавеса… Как видите, о пении думать уже некогда. Дыхание должно уметь одинаково хорошо функционировать как стоя, так и лёжа. Добавлю даже, что петь, упираясь руками в пол, физически достаточно удобно.
Когда мы ставили в Баку «Норму» Беллини, по замыслу режиссёра во вступлении к знаменитой «Casta diva» я должна была впасть в состояние транса и, резко упав на землю, начать тихо петь сложнейную каватину… В таких случаях выручает только управление дыханием. А вот менять эффектное сценическое решение мне не импонирует, ведь всегда можно приноровиться и найти подход.
- Опера – искусство партнёрское. Более того, в ней всегда есть чёткое разделение по голосам и характерам. Но это всегда про людей и о людях. Партнёрское искусство на сцене – оно о чём и про что? Насколько в этом случае важны человеческие взаимоотношения?
- Парадокс, но не всегда, когда человек тебе приятен и симпатичен в реальной жизни, он убеждает как сценический партнер. И наоборот, бывает, что не перевариваешь в жизни, а в предлагаемых обстоятельствах получаешь удовольствие от совместной игры. Стоит пересечь кулисы, ступить на сцену, и люди меняют облик. Мне кажется, в актёрской профессии надо всегда оставаться немного ребёнком, который, договорившись со своими сверстниками, во что они сегодня играют, честно не нарушает правил и – главное – искренне верит во всё происходящее. В моём детстве всё происходило именно так… И если отбросить мысль о том, что сценическая профессия – дело серьёзное, то, по сути, это дело весьма увлекательное…
- Фарида ханым, недавно Вы вышли на родную оперную сцену в партии Сантуццы в «Сельской чести». На своей странице в социальной сети Вы отметили, что именно с романсом из этой партии (цитирую) «ходили на «серьёзные» прослушивания к вокальным мастерам». Чем привлекательна Сантуцца для юной девушки и, спустя время, признанной вокалистки?
- Начну с того, что с раннего детства я как заворожённая слушала оперную музыку. Она трогала меня до слёз. Мне казалось, что я всегда знала все эти арии. Мне не надо было ничего специально учить и запоминать. От некоторых из оперных сцен у меня появлялись мурашки, которые я испытываю по сей день, несмотря на то, что впоследствии изучила целую груду вокальной литературы, а на протяжении всей своей деятельности исполняла образцы гораздо более эмоциональные и экспрессивные. Но есть нечто, что идёт будто бы из прошлых воплощений. Это детский восторг от «Miserere» в Трубадурe в исполнении Габриэллы Туччи и Карло Бергонци и романс Сантуццы, про который я в детстве не знала, из какой он оперы. Долго и молча искала сведения, ни у кого не спрашивая, а Гугла и программ, определяющих мелодию, в конце 80-х в помине не было… Не помню, как мне удалось вычислить, что опера называется «Сельская честь», но когда в продаже я увидела заветный клавир Масканьи, то через час он (и ещё несколько других) уже стоял у меня дома и ария с трепетом была разобрана и выучена наизусть. Надо сказать, что клавир тот был одним из последних привезенных из Москвы на продажу в Баку. Старые бакинцы, конечно, помнят нотный магазин «Тарана» и замечательного дядю Захара. Он грустно сказал мне тогда: «Детка, бери эти редкие клавиры, больше их к нам завозить не будут…».
Так что выбор репертуара в юные годы не всегда был сопряжён с особой судьбой оперных героинь… Хотелось просто петь красивую музыку, чувствуя свою особую сопричастность к некому таинству, искусству итальянских певиц…
- В настоящем времени немаловажную роль играют социальные сети. Какую роль они играют в Вашей жизни?
- Они играют настолько большую роль, что хотелось бы очень, чтобы там иногда делали паузу… Чем больше растёт круг контактов в соцсетях, тем меньше желания делиться мыслями или что-то комментировать. В нормальной жизни у человека не может быть 1500-2000 приятелей, с которыми хотелось бы всегда оставаться в контакте, шутить, сопереживать и рассказывать о сокровенном. Но в соцсетях почему-то такое со многими происходит. Имеет значение фактор виртуальности, мы сливаем наболевшее, накипевшее или просто нечто очень важное для нас для того, чтобы получить реакцию людей с приятными лицами на аватарках. Радуемся, создаем себе имидж, отслеживаем лайки, делаем выводы, обижаемся, строим догадки... каждый в меру своих комплексов и ожиданий… А жизнь реальная прошла мимо. Но и плюсы такого общения, несомненно, налицо. Для людей публичных, например, светиться в соцсетях, анонсируя события или достижения – пиар-акция, неизбежная сторона профессии. Кроме того, соцсети позволяют тебе всегда оставаться в зоне досягаемости для далеких друзей и иногородних деловых партнеров.
- На взгляд обывателя, оперный вокалист – это человек, постоянно погружённый в музыку. Потому можно ли поинтересоваться, что составляет спектр Ваших интересов вне сцены?
- Вне профессии и обычно выбираю тишину и молчание, часто устаю от общества… Могу неделями никому не звонить и не спрашивать ничего. Но моё близкое окружение давно перестало обижаться и знает, что я всегда рядом и в трудный, и в радостный миг. С годами я всё больше стала ценить и чужие, и собственные границы и предпочтения: «Степень близости определяется уютностью молчания…».
А спектр интересов на сегодняшний день весьма велик – литература, искусство, история, углублённое изучение иностранных языков, эзотерическая психология и практики разного рода, нейрографика…
- Насколько умение смотреть со стороны на происходящее с юмором помогает выдерживать определённую нагрузку вокалиста?
- Я полагаю, что юмор помогает не одним только вокалистам в их деятельности… Конечно, в артистической среде количество забавных эпизодов зашкаливает. Кто как не актёры и певцы любят играть со словом, составляя каламбуры из авторского текста, намеренно искажая смысл? Чем серьёзнее и трагичнее создаваемый образ, тем с меньшим пафосом, на мой взгляд, к себе в этой роли лучше относиться, иначе есть риск «переиродить Ирода», и публика вместо того, чтобы рыдать навзрыд, уйдет в веселом расположении духа.
- Ваша вокальная деятельность весьма плодотворна. Можно сказать, что «почивать на лаврах» не про Вас. Откуда такая жажда деятельности? Случается, что совершенно нет желания выходить на публику?
- Я выбрала профессию по душе и, будучи верной себе, никогда не сомневалась в своем выборе. От процесса пения я получаю удовольствие, и мои слушатели это ощущают вместе со мной.
Естественно, в жизни каждого артиста, бывает, случаются минуты, когда нет никакого желания выходить к людям. Я думаю, надо уметь вовремя отказываться от всего того, что тебя не радует, не вписывается в график или создает дискомфорт, уважать своё время и заботиться о качестве выступления. Тогда встреча со зрителем будет долгожданной.
- Четверть века Вы выходите на сцену. Какова трансформация её восприятия за этот период и Ваша собственная как артистки и вокалистки?
- Если в двух словах, то за долгие годы я наконец-то научилась превращать волнение в ресурс, сохранять голову всегда ясной и доверять себе. Когда ничего не умеешь и вылезаешь на одном таланте – море по колено, ждёшь похвалы, это даёт тебе стимул и уверенность в себе. Потом столкновение с первой серьёзной критикой. Как же так? Всегда все хвалили, а тут кто-то посмел ложку дёгтя. Вначале ищешь оправдание во вселенской зависти и кознях, но одновременно с этим проявляется неуверенность и сомнения в том, что ты всё делаешь верно. Снимаешь жестяную корону и идёшь учиться профессии с нуля. Поднимаешься, возвращаешь себе право на что-то претендовать. Ставишь более высокие планки, тебя хвалят за смелость и дерзость. Шёпота недругов ты не слышишь, летишь, опьяняясь своим успехом. И тут – срыв, пропасть. Молчат даже те, кто носил на руках. Тяжело восстанавливаешься, укрепляешь крылья, заменяешь мотор, меняешь дизайн. Появляешься вновь, тебя не очень-то ждали, но место нехотя уступают. Ты стоишь твёрдо, многих интересует устройство нового механизма, но спросить не решаются. А тебе уже хочется подняться ввысь, но не туда, где раньше, а туда, где не зависишь ни от критики, ни от похвалы, потому что сам определяешь и высоту, и скорость, и температуру за бортом…
Татьяна Иванаева специально для Trend Life
