БАКУ/Trend/ - В Иране продолжают происходить драматические события. Протесты, начавшиеся с требования отмены ношения хиджаба, переросли в антиправительственные, а точнее, антиклерикальные, поскольку именно духовенство является основой существующего в Исламской республике режима, и пока еще контролирует все стороны жизни иранского общества в попытке вечно оставаться у власти.
А каким было это самое духовенство сто двадцать лет назад? Было ли оно более реакционным или, наоборот, более прогрессивным по сравнению с днем сегодняшним? Каковы были взаимоотношения между персидскими священнослужителями и народом? Приносило ли духовенство какую-то пользу стране и людям?
Несколько выборочных цитат из книги «Персия и персы. Эскизы и очерки С. Ломницкаго (Рэджэпъ)» русского инженера-изыскателя С.Ломницкого, путешествовавшего по Персии в 1897-1900 годах, частично дают, пусть и субъективный, ответ на эти вопросы. Итак: «…покойный шах Наср-Эддин разрешил женщинам появляться на улицах с открытыми лицами, но тупоумные муллы пришли в неописуемый ужас от такого нововведения, пригрозили правительству народным бунтом и к величайшему огорчению восточных красавиц разрешение это было отменено. Но реакция в этом отношении пошла еще дальше, и в конце июля настоящего года получилось правительственное распоряжение, которое гласило, что «давно уже замечено, что многие женщины недостаточно закрывают свои лица, выходя из дому, а посему, если какая-либо из ослушниц будет замечена в неисполнении сего священного обычая, то таковая немедленно будет отослана в казармы для стирки солдатского белья».
Очевидно, что сей остроумный акт административного глубокомыслия был вызван жалобами более плутоватого, чем фанатического, духовенства, которое не без страха стало замечать, что в последнее время народ не прочь освободиться из-под его гнета. Потерять влияние на женщин для духовенства, значит потерять чуть ли не все свое значение».
«Да и разумное толкование Корана, если б, конечно, персидское духовенство умело толковать его, а не занималось буквоедством, не противится тому, чтобы женщины появлялись с открытыми лицами. Коран гласит: закрывайте ваших женщин, когда они выходят из дому «дабы они не были узнаны и обруганы» (глава XXX, стих 59). Дело в том, что Магомет жил среди диких племен, с которыми он вечно воевал.
Кроме того, как Мекка, так и Медина были полны язычников, не признававших его учения и всегда искавших случая поглумиться над приверженцами Магомета, а тем более над их женщинами. Поэтому при данных условиях такое требование имело свой raison d’etre (разумное основание – прим. редакции). Но в настоящее время оно является крайним анахронизмом».
«Когда в августе позапрошлого года в Тавризе появились признаки голода, вследствие недорода, а главным образом потому, что скупщики, стакнувшись (тайно сговорившись – прим. редакции), заперли свои амбары и безбожно повысили цены на хлеб, население произвело беспорядки (шулукъ)…. К стыду персидского духовенства нужно сказать, что одним из главных скупщиков и повышателей цен был один из тавризских муштаидов (высокопоставленный мусульманский богослов – прим. редакции), одно из главных духовных лиц целой области. Возмущенное и доведенное до крайности население ворвалось в его дом, перебило его прислугу и, наверное, расправилось бы с ним тоже без церемоний, если бы ему не удалось бежать в Тегеран.
— Что это за столпотворение у городских ворот? спросил я одного моего приятеля перса, при виде целой массы экипажей и верховых лошадей. — Это встречают тавризского муштаида, который после погрома бежал оттуда. — Как, этого скупщика хлеба, который морил голодом население? — А что прикажете делать? Все мы знаем, что он такое, но все же это сила. Посмотрите, сколько людей целуют его руку с полным сознанием, что тою же рукою он обирал и грабил местное население».
«Роль, которую играло духовенство в Персии, не только не уменьшилась с течением времени, но едва ли не усилилась. И если ранее во время религиозных войн и борьбы за водворение мусульманства среди завоеванных народов духовенство действовало исключительно в интересах идеи, то в настоящее время, за исчезновением этого импульса, вся его задача сводится к тому, чтобы поддержать, не разбирая средств, свой авторитет и влияние и пользоваться ими для своего обогащения. Поэтому неудивительно, что, за редкими исключениями, духовенство является ярым противником науки, всяких нововведений и реформ, а также сближения населения с европейцами».
«Каждый большой город Персии имеет своего одного или двух муштаидов. С некоторого времени муштаиды изобрели особый способ обогащения: они зорко следят за остающимися крупными земельными наследствами и употребляют все силы, чтобы у одного из сонаследников приобрести его долю, а уж раз муштаид явился в качестве совладельца в общем имении, остальные наследники должны будут идти по миру - бороться с таким гогом и магогом опасно во всех отношениях. Один из моих знакомых персов, несмотря на свою близость ко двору и даже находясь в близком свойстве с царствующим домом, должен был распродать все свои земли по частям только потому, что соседями его по владению оказались муштаиды, которые и стали оттягивать у него различные части имений. Предприятия европейцев тоже облагаются данью в пользу этих господ, так как достаточно только одного заявления со стороны муштаида, что данный продукт, производимый европейцами, «нэджис», т. е. оскверненный, как все население даже не посмеет прикоснуться к нему».
«Положительно можно утверждать, что в числе других факторов, которые повлекли за собою разложение и падение мусульманских государств, едва ли не главную роль сыграло мусульманское духовенство своими влиянием и вмешательством в государственную, общественную и частную жизнь». В книге есть еще множество интересных фактов и деталей, позволяющих увидеть причинно-следственную связь между жизнью той, старой Персии, и событиями в сегодняшнем Иране, а они, эти события, демонстрируют, что иранское духовенство ничуть не изменилось, неспособно извлекать уроки из истории, и совершенно не уважает свою паству.
Мир меняется, и тот, кто застыл на этом пути, кто неспособен на развитие, должен уйти.
Большинство населения Ирана – это молодые люди в возрасте 24-30 лет, активно пользующиеся Интернетом и социальными платформами. Они – будущие могильщики теократического режима, который, похоже, уже обречен, даже несмотря на жестокие репрессии, и сегодняшние протесты это ясно демонстрируют.