Рустам Ибрагимбеков считается азербайджанским писателем и кинодраматургом, но мы его уже давно знаем как гражданина мира. Он столько сделал для отечественного кино, театра и вообще искусства, что это достойно отдельной энциклопедии. Можно сколько угодно перечислять его звания: пятикратное лауреатство Государственной премии, включая заслуженного деятеля и Азербайджана, и России, члена киноакадемии "Оскара" и других академий, но согласитесь, главное для нас - это большой талант Ибрагимбекова, его умение мыслить свободно как в прошлые советские времена, так и теперь.
- Над чем вы сейчас работаете?
- В советское время человек, занимавшийся творчеством, старался быть "многостаночником", и я, когда перекрывали кислород в кино, уходил в театр, потом возвращался, но при этом всегда писал прозу. Уже много лет я сочиняю серию повестей о Баку. Четыре из них, соединившись, вышли в виде романа более десяти лет назад, а еще две, одна за другой, появились относительно недавно. Регулярно ставлю спектакли. В Баку уже десять лет действует мой театр "Ибрус", а в этом году удалось открыть площадку в Москве на 60 мест. Зачем мне это надо? Видимо, я человек имперского мышления и продолжаю служить империи культуры, созданной за несколько столетий на огромном пространстве России, а позже СССР. Эта евразийская культура - по сей день существующая - величайшее достижение человечества. Разрушен политический строй, рухнула огромная страна, но все еще взаимодействуют национальные культуры, органично соединенные в красивое лоскутное одеяло. Оно уже все в прорехах, это одеяло, его рвут на куски, но оно сохраняет тепло братского взаимовлияния.
Мы жили в стране, где работало правило: подумал - не говори, сказал - не пиши, написал - не подписывайся. Проявлять инициативу было опасно, и люди, которые ради интересов страны все же на это решались, или получали орден, или оказывались в тюрьме. Эта способность рисковать сохранилась в людях моего поколения по сегодняшний день, и, познакомившись в Баку с группой актеров, свободно владеющих и азербайджанским, и русским языками и воспитанных на традициях русского психологического театра, я не удержался от соблазна и через десять лет после развала СССР создал двуязычный театр. Хотя, казалось бы, это уже и неактуально - между Азербайджаном и Россией пролегла государственная граница.
- Получив техническое образование, вы стали писателем, драматургом, сценаристом, а теперь режиссером и продюсером. Как это совмещается в одном человеке? Неужели режиссеры так искажали ваш замысел, что вы решили сами снимать по своим сценариям?
- После сценарных курсов я закончил еще и двухгодичные курсы режиссеров и, снимая дипломный фильм, вдруг обнаружил, что в прекрасный летний день тащу по пляжу мусорный ящик, чтобы успеть переставить кинокамеру, а вокруг люди плавают, играют в волейбол. И я дал себе слово никогда не ставить фильмы. На протяжении 30 лет я держался и писал сценарии, пьесы, прозу, но когда в Баку умер мой любимый режиссер Расим Оджагов, с которым было сделано восемь фильмов, я решил все же вернуться к кинорежиссуре. Это было очень сложное время. Я приехал в Баку и спросил у коллег: почему ничего не снимаете? Мне ответили: нет денег. И тогда я за копейки снял на маленькую видеокамеру картину под названием "Человек, который старался". Она получила несколько премий, в том числе главный приз фестиваля "Телефорум". Это мне понравилось, и я увлекся и снял фильм "Семья", вошедший в программу Берлинского кинофестиваля, фестиваля в Карловых Варах и многих других. А в этом году снял фильм "Глазами призрака", который номинирован на "Нику".
А театр - это совершенно другое дело: в театре творческий и производственный процессы разделены. А поскольку все, что происходит в моей жизни, - случайно, и я существую в естественном течении жизни, то начал ставить спектакли по своим пьесам сначала в Баку, потом в Стамбуле и в Москве (в театре "Модерн" идут две мои пьесы) как только мне это предложили. И продолжаю - в культурном центре "Ибрус" на Красной Пресне недавно состоялась премьера спектакля "Исповедь любительницы поэзии" в моей постановке.
Чем бы я ни занимался, стараюсь делать то, что никто другой сделать не может. Пишу, трезво понимая уровень своих способностей и зная, сколько замечательных писателей писали до меня, пишут сейчас и будут писать после меня, но я все же решаюсь браться за перо, потому что никто другой - ни Толстой, ни Шекспир, ни Хемингуэй - никто из них не знает то, что знаю я о людях, среди которых родился и вырос. Это очень своеобразный мир Баку, черты которого, как стареющие фотографии, постепенно размываются, и только я могу эти куски исчезающей жизни запечатлеть на бумаге. А когда получается, то и на пленке. Но, в общем-то, все чаще и чаще говорю себе: пора угомониться...
- Если бы вы хотели угомониться, то не стали бы заниматься сумасшедшей профессией продюсера.
- Это тоже произошло случайно. С начала перестройки американцы стали проявлять к нам огромный интерес и организовали встречу в кинематографических верхах - саммит. Десять человек во главе с Элемом Климовым были приглашены за океан, где с нами встретились самые видные деятели американского кино. В результате возникла идея совместной общественной киноорганизации под названием "Американо-советская киноинициатива", которая бы способствовала регулярным киносвязям. Параллельно было создано совместное предприятие по оказанию производственных услуг. Именно тогда ко мне пришел еще молодой, но уже известный сценарист Павел Лунгин и попросил поддержки: "У меня есть хороший сценарий "Такси-блюз", известный французский продюсер Марин Кармиц готов дать денег на производство фильма, но с нашей стороны никто интереса к моей работе не проявляет". Я прочитал сценарий, и наша организация выступила партнером с советской стороны.
Результат известен: приз за лучшую режиссуру в Каннах.
А с "Кочевником" произошла еще более удивительная история. Я написал сценарий исторического фильма. Президент Казахстана проявил интерес к теме и пригласил меня в Алма-Ату. Я вошел в его кабинет автором сценария, а вышел - генеральным продюсером: после довольно длительного разговора он предложил мне взять на себя ответственность за производство картины. "Кочевник" "Оскара" не получил, но я не очень огорчился, потому что знаю, какое множество замечательных фильмов постигла та же участь. Мы получили "Золотой глобус" за музыку, и картина была в прокате во многих странах мира. Хорошо прошла и в России. Что касается "Оскара", то получение его - это вопрос удачи. Я 12 лет являюсь членом Американской киноакадемии и знаю, от какого набора случайностей зависит решение академиков. Наша картина "Урга" конкурировала с французским фильмом "Индокитай" с Катрин Денев в главной роли; все прочили нам победу с учетом того, что наш фильм получил Гран-при в Каннах. Но Катрин Денев - фигура в Америке более популярная, чем наш Никита Михалков, и это явилось определяющим фактором при принятии решения о награде.
- Тем не менее ваш фильм "Утомленные солнцем" получил "Оскара". Ваш союз с Михалковым вызывал заслуженную зависть у многих коллег. И вдруг вы расстались... Почему?
- Это довольно болезненная история. Мы с ним сделали пять фильмов и помимо этого многие годы дружили семьями. Я очень благодарен ему за десять лет совместной работы, принесшей мне много радости. Но, оказалось, что существуют два Михалкова: один - добрый, внимательный, обаятельный, живущий творчеством, и второй - мстительный руководитель творческого союза, который относится к своим обязанностям, как заурядный чиновник. Когда-то его несправедливо обидели на "революционном" пятом съезде кинематографистов; он тогда был единственным, кто заступился за Сергея Бондарчука, на которого было много нападок. В результате Никиту вычеркнули из всех списков, и он не попал в правление. Потом через десять лет события повернулись так, что он оказался председателем Союза кинематографистов, и многие из нас этому радовались, понимая, что это единственная крупная фигура, способная отстоять интересы кинематографа в сложное переходное время. А он вместо этого начал расправляться с коллегами, выстраивать жесткую вертикаль власти в общественной организации и, по сути, разрушил киносообщество, уничтожив в нем общественный дух. Особенно яростно он бился с союзами кинематографистов других республик, чтобы отнять у них здание Киноцентра.
Киноцентр в самые сложные времена продолжал работать и платил своим акционерам - союзам кинематографистов - дивиденды. Российский Союз имел 33%. Михалков заявил: "Нет, мы будем получать все, а остальные союзы должны знать, что кормятся из наших рук". В результате Киноцентр был продан за бесценок, а мы, борясь с российским Союзом, заложили свои акции в банке и получили деньги, эквивалентные дивидендам за несколько десятилетий. Я долго пытался разделять Михалкова - замечательного режиссера и друга от нового Михалкова - человека конъюнктуры, не брезгующего ничем, чтобы победить оппонента. Но после сборища в Гостином Дворе, которое было объявлено съездом, я пришел к выводу, что перерождение моего бывшего друга необратимо.
- Недавно вы вернулись из Ирана, где происходят очень сложные события. Что вы можете сказать по этому поводу?
- Иран очень закрытая и неожиданная страна. К примеру, пожилые женщины снимают там кино лучше, чем наши молодые режиссеры. И существует замечательный кинематограф, полноценная киноиндустрия. И есть ощущение, что рано или поздно эта страна, оставаясь религиозной, восстановит светскую власть. А главное отличие от нас - там ощущается общий духовный подъем, народ устремлен в будущее. И это отражается в фильмах. А что у нас? Вспомните великий советский кинематограф. Конечно, какая-то часть кинематографистов обслуживала идеологию существующего строя, и все же сколько замечательных фильмов создавалось вопреки идеологическим ограничениям. Другая значительная часть кинематографистов создавала так называемые "проблемные" фильмы, пыталась рассказать зрителю о реальных проблемах народа и страны, донести до них "правду жизни". И это привело к тому, что фильмы часто высоко оценивались по уровню правдивости, по степени остроты поднятых проблем. А художественный уровень этих фильмов порой оставлял желать лучшего. И, наконец, существовал кинематограф, сочетавший в себе все необходимые качества, поднимающие его до уровня высокого искусства. Сегодня таких фильмов снимают гораздо меньше. А фильмов конъюнктурных - больше, и если раньше они рассказывали о жизни парткомов и партийных работников, то современная конъюнктурная кинематография обслуживает криминальную идеологию и с упоением рассказывает о жизни преступников.
- Несколько раз возникала идея вернуться к знаковому фильму "Белое солнце пустыни", сценаристом которого вы были. Как вы к этому относитесь?
- Я всегда был против римейков, но в случае с "Белым солнцем пустыни" и я, и мой соавтор Валентин Ежов согласились на создание сериала, в котором была бы рассказана история героев до того, как начались события фильма. Есть роман "Белое солнце пустыни", и на основе этого романа уже написан сценарий.
- Мы хотели бы уточнить по поводу империи. Вы за понятие империи в культурном плане или в географическом?
- Слово "империя" я употребил в образном смысле и, конечно же, применительно к культурной "империи", созданной народами, населяющими пространство бывшего СССР. В кино такая "империя", прежде всего, предполагает единое прокатное пространство, в котором показывают фильмы, созданные и в России, и в союзных республиках (иногда общими усилиями, как это делается в Европе). Это жизненно важно для национальных кинематографий, ибо в противном случае их фильмы никогда не окупятся. Важно это и для России - помимо денег прокат российских фильмов на русском языке нужен многомиллионному русскоязычному населению, живущему в других республиках СНГ.
Парадоксально то, что лишь два года назад было принято межправительственное соглашение о совместном кинопроизводстве, состыковывающее законы о кино стран СНГ, создающее правовые условия для совместного производства. Я потратил пять лет жизни, чтобы "пробить" это соглашение, с российской стороны подписанное Путиным, ибо до его принятия легче было снять совместную картину с Канадой или Францией, нежели с Украиной и Узбекистаном.
- Есть ли у вас хобби и какое?
- Застолье. Я очень люблю многочасовые общения друзей с рюмками в руках. Однажды много лет назад я в пять утра прилетел откуда-то, в аэропорту меня встретили друзья. Мы начали с утреннего хаша и встали из-за стола к полуночи. Выхожу в коридор и вижу там своего 16-летнего сына.
- Что тут делаешь?
- Слушаю вас.
- Давно?
- Уже несколько лет.
- И что?
- Вы говорите одно и то же, папа, но с таким чувством!
Источник: www.tribuna.ru